– Ты чё несёшь ста…а-а…– Робик пытался что-то сказать, но видимо жало отвёртки пощекотало ему перепонку.

– Тихо…дружок…это я тебе громкость немного убавил. – приговаривает старец. – ещё услышу твой писк, могу звук выключить. И это только начало.

– Это дом уважаемого чэловэка…а вы пришли его обокраст…– кавказец выставляет перед собой палец, унизанный огромным золотым перстнем.

– И этот человек настолько уважаем тобой, что ты его не узнал?

После этой фразы в холле повисает тишина и мне кажется, что слова Михаила ещё несколько раз отдаются эхом, словно мы находимся в горном ущелье.

Кавказец вытягивает шею вперёд и по-старчески щурит глаза.

– Миша, ты? Не может быт!

– Тебе чё, паспорт показать? – уверенно рявкает Михаил, после чего хватает левой рукой воротник рубахи и с силой дёргает его вниз. Ветхая рубаха рвётся как бумажный       лист и её клок повисает внизу, обнажая часть оголённой груди на которой синеет поблёкшая наколка. Я тут же узнаю профиль усатого мужика в фуражке. Сколько же лет этой наколке? Сталина кололи раньше в тридцатых годах прошлого века.

– Мишка…Мишка Стоматолог…парни, опустите стволы. – басит Гурам , и расправляет руки, словно хочет заключить Михаила в объятья.

– Так себе встреча, Гурам…Ты в моём доме вместе с этой мразью, а за стенкой лежит убитая им девчонка. А она на минутку моя бывшая жена. – Михаил не ослабляет захват, продолжая сдавливать предплечьем шею Робика.

– Брат, я же ничего нэ знал…Он позвал мэня…говорит…Я ничего нэ понимаю…– кавказец хватается за голову. – Парни а ну примыте этого…– Теперь палец с перстнем указывает на Робика.

Люди в униформе бережно приняли Робика из рук Михаила и заключили его в свои крепкие объятья, заломив ему руки за спину и стянув запястья капроновой стяжкой.

Теперь Гурам подходит к Старцу вплотную и крепко его обнимает.

– Миша…ты же должэн быт в Испании…

– Я уже давно никому, ничего не должен, Гурам! – отвечает Михаил, в голос которого вернулось прежнее спокойствие.

– Рассказывай, брат! – Гурам всматривается в обросший лик Михаила, словно до сих пор не может поверить, что перед ним стоит именно этот человек.

– Потом, Гурам! Давай сначала разберёмся с насущными делами. Здесь мои друзья…надеюсь они все живы и здоровы?

– Слава богу да…Ты появился во время! Ещё бы нэсколко минут и…

Гурам командует своим людям, чтобы развязали парней, и один из них, достав огромный нож, поочерёдно подходит к парням и разрезает стяжки, которыми смотаны их руки.

Буратина остаётся сидеть на полу, потирая затёкшие руки, Геракл тоже садится, щупает рукой разбитые губы, а потом смотрит на испачканные в крови пальцы, будто хочет убедиться какого цвета его кровь на сей раз. Может после стольких дней пьянства, она стала рыжей как виски? Поночка и Уксус появляются из дальнего угла холла и скромно стоят, так же растирая онемевшие руки. Лицо Поночки тоже претерпело некоторые пластические изменения. Его губы раздуты до невероятных размеров, а огромная гематома на скуле, делает его лицо непропорционально кривым, будто вылепленным из пластилина криворуким школьником. Мне неосознанно хочется помять это лицо между пальцами, чтобы придать ему идеальный вид. На лице Уксуса видимых изменений не наблюдается. Вот уж кто знает, что сопротивляться себе дороже.