– Брось, на шум никто не прибежит, дурных нема. Лошади под ними знатные, у младшего офицерская, кровная английская кобылка без пороку, нам таких не дают, не меньше тысячи франков на круг выйдет!
Сержант возразил, что ни один нормальный перекупщик, а тем более еврей, столько не даст, даже за чистокровного "араба" без пороков. Барышники-лихоимцы обычно предлагают не более 800–900 франков за краденую лошадь, однако была еще и нормандка "немца", как между собой уланы сразу окрестили Сашку. В сумме получалось очень даже неплохо, можно полностью рассчитаться с долгами и останется на выпивку и на оплату услуг гулящих девок не самого низкого сорта.
– Пся крев… Збышек ты змей-искуситель, договорились… после обеда мы хлопов прикончим. Застрелим, и поди докажи, что сие не шуаны сотворили. – цинично и по-деловому подвел итог деловых подсчетов сержант, и добавил чуть позднее приятелю, – Но с жидом-барышником будешь сам рядится, меня не впутывай, ничего не знаю и не ведаю!
Александр с большим трудом подавил искушение достать из наплечной кобуры ТТ и прямо тут же на месте и разделаться с наглыми мародерами, польский язык он достаточно хорошо освоил за время службы и содержание переговоров попутчиков для него не было тайной за семью замками. Но командир – Фигнер упрямо сохранял олимпийское спокойствие, а значит, время для разборок еще не наступило. Между тем спутники-поляки наконец приняв решение успокоились, и стали живо обсуждать различные мелкие подробности, делить шкуру не убитого пока медведя. Збышек все больше прикидывал, кого из местных городских проституток стоит "осчастливить" предстоящим визитом, а его напарник напротив уже смаковал детали предстоящего кровавого "дела":
– Мне друг так без затей хлопов резать скучно, никакой радости, мало ли я быдла порубил. Выхолостить их, к примеру, как герильясов тех проклятых испанских, живот распороть, абы кишки вывалились, пускай потом сами умоляют добить!
– Не дури сержант, нам ведь с тобой только ливры нужны. Я бы и греха на душу лишний раз не взял, да ведь обязательно донесут до префекта суки. А делится деньгами с ними я брат не хочу. – весьма сдержанно и даже "гуманно" попытался урезонить своего разошедшегося приятеля Збышек.
Так вот и ехали вчетвером и час и два, с виду мирно и заодно исподволь "ножи друг на друга точили". Уланы предавались этому увлекательному занятию явно, полагая, что французы их не понимают и ни в чем не заподозрили, а Фигнер с Сашкой тайно – обмениваясь лишь взглядами, с виду все выглядело мирно и пристойно, однако рано или поздно обстановка должна была взорваться кровавой стычкой. Долгожданная развилка, сержант всех заворачивает на проселок, якобы для того чтоб выгадать лишних пять-шесть километров. События пока развиваются в точности, как они сговорились с предприимчивым Збышком, а значит, теперь иного выбора уже нет. Спустились с мощеного камнем прекрасного шоссе на узкую дорожку четверо всадников, а по ней до города суждено добраться только двоим из них, но пока неизвестно будут ли это уланы в пропитанных пылью синих мундирах или их спутники в серых рабочих блузах сезонников-пролетариев…
Время – обед, у спутников Сашки и Фигнера с собой ничего съестного кроме водки в казенных баклагах не оказалось, пришлось их кормить напоследок. Уланы точно голодные волки жадно смели почти весь недельный запас продуктов, которыми снабдил своих спасителей на дорогу папаша Фушон, и кажется даже и не насытились до конца. Покончив с хлебом, сыром и копченым салом стали они сели пить чай, в качестве которого выступил уже знакомый Сашке по дальним странствиям зверобой, собранный в придорожных кустах. Поляки правда прикладывались временами еще и к своим водочным фляжкам, время шло все четверо расположившись возле костра, молчали и пока ничего не происходило, но рано или поздно должна была наступить неизбежная развязка.
– Эй ты шваб, свинская морда, вставай и поди сюда! Бегом! Да, я тебе скотина бл…я говорю! – сержант поднялся на ноги, и немедленно обратился к Сашке. Увидев, что тот никак не реагирует на приказ и по-прежнему сидит на земле поспешил подтвердить распоряжение весьма болезненным пинком тяжелого кавалерийского сапога. Пришлось Александру подчиниться, намерения поляка пока были неясны, может быть, просто куражится от нечего делать, от скуки.
– Пособишь пану вахмистру сесть в седло! – распушил грязные усы и гордо задрал нос "шляхтич", а что сабля есть, значит и власть хоть плохонькая, но имеется – чем не "пан". Знакомая до боли по Польше картина, не раз и не два видел такое унтер-офицер, посещая по различным служебным делам панские усадьбы. Опытному наезднику не трудно использовать для указанной операции стремя, казаки еще и пику применяют, но как же быть пану без гонора и без "понтов"? Влезают они обычно на лошадь с помощью хлопа, тот руками делает "ступеньку" под барский сапог – это польские крестьяне. Но бывает, что мужика без особых церемоний ставят раком на четвереньки и используют в качестве живой скамейки под ноги, заодно и сапоги об его свитку можно попутно обтереть от липкой дорожной грязи – обычная участь хохлов, или как их тут чаще называют – малороссов.
Помогать пану сержанту по второму варианту у Сашки не малейшего желания не было и он покорно выразил готовность подсадить его руками. В момент, когда тот уже ухватился за луку седла и занес вторую ногу готовясь удобно усесться, "хлоп" осторожно заглянул снизу "пану" в глаза и понял, что началось, то чего ждали уже добрых три часа – сейчас будут его убивать. Сержант не обращая внимания на свою живую подставку, незамедлительно потянулся правой рукой к пистолетам в ольстре, а значит, еще секунда и пиф-паф-ой-ой-ой. Глупый "шваб" рухнет прямо под копыта с простреленной головой, а затем оба поляка дружно кинутся с обнаженными саблями на Фигнера, которого ошибочно сочли куда менее опасным противником. Но за мгновение, до того как сержант должен был вставить вторую ногу в стремя, его "ступенька" вдруг неожиданно ожила и превратилась в катапульту. Сашка с такой силой поддал поляка вверх, что "пан вахмистр", не успев вытащить тяжелый пистолет, кувырком перелетел через лошадь, и грузно, как мешок с песком плюхнулся по другую сторону на мох и низкую траву лесной опушки.
– Пся крев! Кто посмел!!! Убью бл…кого говнюка!!! – завопил, словно павиан в период гона шляхтич, ища налитыми кровью глазами обидчика, а Александр уже был рядом, проскочив под брюхом лошади, этот хитрый приемчик, и заодно шутку с "посадкой в седло" ему под Тильзитом однажды показал за отдельную оплату водкой знакомый казачок, большой специалист по таким интересным трюкам. Правда, тогда в роли незадачливого наездника выступал сам Сашка, собственной персоной, но это технические мелочи, не заслуживающие подробного описания. Станичник еще обещал научить другой полезной технологии – как правильно панов резать надо, но к сожалению не получилось, 13-егерский полк отправили на другой день из Тильзита на зимние квартиры и больше с этим "инструктором" Александр не встречался.
– А-а-а! – тяжелый кулак сержанта проскакивает на головой, улан целился в ухо, но Сашка в последний момент чуть присел и "нырнул" под удар, он вообще был скверным боксером, но поляк и того хуже – тот привык бить покорных рабов, которые ни увернутся, ни закрыться или в ответ ударить не смеют. Пока его противник боролся с силами гравитации и инерции Александр успел врезать правой ему в корпус, бил сильно, но старался при этом максимально сберечь собственные пальцы от повреждений, они ему сегодня нужны не для драки.
Убедившись на собственном горьком опыте, что "по-народному" с врагом не разделаться улан изменил тактику, одним неуловимым движением выхватив саблю из ножен. Судя по тому, как быстро и изящно он это проделал, можно было понять, что перед Сашкой стоит не новичок, а профессионал и холодным оружием противник пользоваться умеет. Александр и не собирался драться с сержантом врукопашную, кулак – плохое оружие против длинного клинка в умелых руках фехтовальщика, и отработанные приемы самбо теперь не помогут, остается единственный возможный вариант – немедленное бегство. Улепетывая прочь по ведущей в лес просеке, он боковым зрением успел заметить, что Фигнер по-прежнему спокойно пьет чай из маленькой глиняной кружки и второй улан не проявляет никаких заметных признаков беспокойства, словно этих двоих происходящее не касалось никоим боком. Удивится этому странному обстоятельству и осмыслить не было времени, сзади натужно как паровоз пыхтел, задыхаясь от непривычно быстрого бега разъяренный "пан сержант".
– Хех, пся крев! Хех, хех… матка боска… Стой трус поганый! – как и все кавалеристы пан улан предпочитал седло и ноги доброго коня передвижению пешком и вот теперь ему приходится в полной мере расплачиваться за это упущение, да еще и тяжелые длинные сапоги предательски цепляются шпорами за траву и выступающие из земли корни давно заросшей почти до состояния звериной тропы узкой лесной дороги.
Александр в легкой по меркам 19-го века и удобной обуви – спасибо предусмотрительному Самойловичу, без особого труда оторвался от преследователя на добрых сорок метров и теперь настало подходящее время объяснить поляку "кто пропал, кто пан", тем более, что просека кончилась и впереди был виден почти непроходимый завал из упавших деревьев. Сашка добежал до препятствия, и повернулся лицом к сержанту, теперь есть в запасе есть несколько секунд, чтобы достать пистолет, изготовится к открытию огня. Но больше опытному стрелку, хорошо знакомому с материальной частью своего оружия, на подготовку и не надо – такие операции он проделывает не задумываясь, "на автомате".
Увидев, что удиравший ранее противник остановился и судя по всему, готов принять бой, подставившись под его саблю, улан радостно взвыл, словно дикий зверь, как хищник загнавший в ловушку долгожданную добычу. Сейчас его любимый клинок вдоволь попробует человеческого мяса, давно, почти месяц со дня последней стычки с бандитами-шуанами ему не доводилось никого рубить. Буквально на мгновение сержант остановился в своем порыве, заметив, что враг достает из-за выреза блузы какую-то небольшую железку, по виду – обычный цельнометаллический карманный пистолет и прицеливается. Но сержанту-улану не раз ходившему в лихие атаки на ощетинившиеся штыками каре пехоты и привыкшему к громоздким почти полуметровым кавалерийским "дурам", такое оружие на беглый взгляд показалось жалким и смешным. А внушительная дистанция, с которой глупый "шваб" собрался открыть огонь из этого ублюдка и совсем успокоила, усыпив последние возникшие подозрения. С такого расстояния пуля из слабого пистолетика даже одежду не пробьет, эти женские побрякушки опасны только при стрельбе в упор – он своей длинной саблей достанет жалкого и ничтожного труса раньше. Как и любой истинный кавалерист поляк сильно недооценивал возможности огнестрельного оружия, используя пистолеты только тогда, когда до врага нельзя было дотянутся клинком или пикой, это обстоятельство и сгубило пана. Он даже не попытался уклониться в сторону, чтобы затруднит своему противнику прицеливание, так и продолжил движение вперед, прямо навстречу собственной гибели, выписывая в воздухе саблей какие-то просто фантастические финты.
Александр застрелил преследователя хладнокровно, быстро и без особых затей и "ковбойства", точно так же как раньше машинально дырявил ранее мишени в тире. Хватило одного патрона, мозг врага умер мгновенно, пробитый насквозь пулей из ТТ, превратился в серую с небольшой примесью крови массу, но тело сумело продвинуться еще на несколько метров и только потом колени подломились и улан повалился навзничь. Длинная, красивая и острая как бритва сабля выскользнула из бессильной, немеющей руки и мягко воткнулась в лесной дерн, оставшись стоять вертикально, как надгробный памятник смелому, но чрезмерно спесивому и недалекому умом хозяину. Возвращаясь обратно на опушку, откуда они вдвоем начали этот смертельный забег, Сашка даже не прикоснулся к чужому клинку, он очень спешил – его товарищу могла потребоваться помощь.
Однако, на исходном месте, все как будто выглядело мирно и спокойно. Фигнер деловито собирал вещи: чайник, кружки, фляги, прочие жалкие остатки обеда, и вьючил дорожные мешки вместе с доской-контейнером на лошадей. Второй улан исчез бесследно, словно испарился и только тлеющий в костре кивер-конфедератка, да примятая во время боьбы трава со следами свежей крови свидетельствовали о том, что нижний чин Збышек совсем недавно отправился в те же самые дали, что и его сообщник-сержант, не бегать ему больше по борделям в поисках приключений.
– Мог бы и быстрее управится с паном! – сделал Фигнер беззлобный, но вполне заслуженный выговор подоспевшему Сашке, – Садись в седло, надо срочно уезжать отсюда.