Так уж повелось в народе, помяни черта и он обязательно тебе по пути попадется. Не обошлось без этого и у наших путников, разве, что в качестве нечистой силы выступили столь нелюбимые Фигнером поляки. Следующей точкой, через которую пролегал маршрут в Париж, должен был стать провинциальный город М, до которого рассчитывали добраться засветло. Первоначально ехать напрямую через поля и луга, но от такой затеи пришлось отказаться, по соображениям безопасности. Фигнер быстро смекнул, что два "гражданских" всадника, да еще в поле привлекут больше ненужного внимания, чем на шоссе. На открытой местности верховой превосходно виден издали, в чем друзья-товарищи очень быстро убедились на собственном примере. Не успели они отъехать и десяти верст от села, как пришлось срочно прятаться в придорожных кустах, в поле наблюдательный Сашка заметил кавалерийский разъезд, судя по форме – "канарейки", жандармы. Хорошо, что укрытия – густые заросли высокого кустарника были поблизости, вот только никак не получилось "сбатовать" лошадей, иначе говоря, положить их на землю для маскировки. Кобылы упорно не хотели "чуточку прилечь", как не старался вокруг них Фигнер. Старый казачий прием, давно принятый в российской легкой кавалерии в Западной Европе, скорее всего, был совершенно неизвестен. Пострадали они минут десять и плюнули, решив, что если обнаружат, то придется бросить лошадей и уходить пешком через заросли, где конный не пройдет. За это время жандармы, числом не более десятка совершенно спокойно проехали мимо. От следующего контакта с представителями властей им так легко отделаться не удалось. Через три часа они напоролись на полуэскадрон улан, двигавшийся по дороге в противоположном направлении. Место было открытое, спрятаться негде, а пытаться убежать или вступить в бой – бессмысленно. Теперь вся надежда на ловкость Фигнера, да на документы, которые он успел ночью подделать.
– Стой!!! Стоять на месте мерзавцы, кто такие, куда едете! – с оглушительными криками и бранью на них налетело сразу человек десять. Большие кавалерийские пистолеты мелькают в руках уланов, угрожают и наводят, суют стволы чуть не прямо в лицо, но курки не взведены. Реальной опасности пока нет, так – пока их пугают просто.
Галдеж стоял страшный, видно сразу, сборная солянка – каждой твари по паре, природных французов раз-два и обчелся, остальные – "добровольцы" всех сортов и народов, даже один темнокожий в это сборище затесался.
– Кто понимает по-французски? Немедленно позовите сюда офицера! – сразу же потребовал от окруживших его и Сашку солдат Фигнер.
– Пся крев, быдло нас еще и поучает? – завозникал было один, по виду типичный западный "брат-славянин" с поблекшими серебряными нашивками сержанта, и даже демонстративно взялся за саблю, но на глазах у начальства вынужден был подчиниться справедливому требованию.
Вскоре к задержанным подъехал лейтенант, исполнявший обязанности командира этого, судя по всему, сводного подразделения, куда, как впоследствии удалось понять из обрывков разговоров улан, слили остатки или точнее отбросы различных пострадавших в Испании и в Пруссии частей. Такое впечатление, что собрали воедино всех закоренелых нарушителей дисциплины, мародеров и отловленных по разным "медвежьим углам" дезертиров…
Средних лет офицер привлекал к себе внимание наблюдателя, прежде всего красивым складом тонкого лица безупречно овальной формы, разделенного носом на две совершенно симметричные части, что редко встречается у французов. При всей правильности черт лицо его не было лишено выразительности, быть может, благодаря гармоничности цвета лица, где преобладали смуглые и красноватые оттенки, свидетельствующие о действенном мужестве. Светло-карие живые и проницательные глаза не скрывали мысли и всегда прямо смотрели в лицо собеседнику. Высокий и чистый лоб оттеняли густые черные волосы. Честность, решительность и святая доверчивость одушевляли это прекрасное чело, на котором невзгоды солдатской жизни проложили морщины. На нем без труда можно было прочесть любое промелькнувшее подозрение или недоверчивость. Как все военные, принятые когда-то в отборную кавалерию, начальник отдельного эскадрона охраны по своему еще тонкому и гибкому стану мог почитаться статным мужчиной. Сразу было видно, что "этим сбродом" он командует только благодаря несчастливому стечению обстоятельств. В военной карьере выпускника Сен-Сира произошел, как в бы сказали в ХХ веке досадный "сбой". Провинился где-то, в чем-то офицер, всем генералам и особенно их вздорным женам не угодишь… Тем не менее, своих буйных "бойцов" этот человек жестко держал в кулаке, чем невольно вызвал симпатию и даже невольное уважение со стороны Сашки.
Самойлович спокойно предъявил для проверки все необходимые бумаги: паспорта, рабочие книжки и письмо-подорожную якобы от управляющего имением графа Х. Вроде бы все сходилось, не зря он просидел без сна всю ночь, вытягивая из Фушона необходимые сведения. Не зря он потратил время подделывая подорожную, здесь Европа и ездить без паспортов и прочих "плакатов" крайне нежелательно. Впрочем, в России давно такой же порядок. Недаром говорят, что без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек, поэтому любой начинающий жулик или авантюрист, прежде всего запасается соответствующими бумагами.
Лейтенант не торопясь и обстоятельно с должным вниманием изучил все предложенные ему документы. Как будто все чисто, без сучка и задоринки, управляющий имением извещал префекта, что три дня назад в имение прибились две брошенные лошади, судя по клеймам принадлежавшие военному ведомству. Поскольку в данное время послать в город никого нельзя, все работники заняты на обработке урожая, то он вынужден воспользоваться услугами двух посторонних сезонных рабочих, имярек – указаны фамилии и имена с точность совпадающие с предъявленными паспортами. За труды им выплачен задаток в три франка, остальную сумму положенного вознаграждения должен выдать сам префект премиальными за находку ценного казенного имущества. Ничего подозрительного или из ряда вон выходящего, крупный помещик или другой землевладелец никогда не станет возиться с вытравлением клейм и перепродажей – себе дороже, а держать лишних лошадей на своей конюшне невыгодно, слишком большой расход кормов. Обычно они так и поступают, сразу стараются избавиться любыми законными путями от нежелательной находки, мизерное казенное вознаграждение совершенно не покрывает расходов на содержание и транспортировку лошади, овес нынче дорог. Надо сказать, что Фигнер с подделкой постарался, даже личной печатью графа бумагу скрепил, у него целая коллекция была таких штампов, специально оставлявших на бумаге размытый оттиск, вроде и есть, а ничего толком не разобрать. Законный вопрос внимательного и дотошного читателя, а почему же обладая столь богатым арсеналом фальшивок, Фигнер не пустил его в ход раньше? Ведь в этом случае продвижение путешественников бы сильно ускорилось, но сперва немного истории… Готовится к покушению на Наполеона капитан, а в ту пору еще поручик начал несколько лет назад. Тогда военно-политическая ситуация была несколько иной и Фигнер планировал проникнуть во Францию, как все нормальные заговорщики – через практически неподконтрольную императору Вандею. Однако за последующие годы многое изменилось: так их могли задержать британцы, которым Наполеон в данный момент был выгоден, без него антифранцузская коалиция моментально бы развалилась как карточный домик. Кроме того шуанов изрядно прижали, а Фуше наводнил мятежную провинцию своей агентурой. Вот и получилось так, что нужные документы подготовить успели, благо верный человек в Париже постоянно снабжал образцами бланков и печатей, а разведать новый маршрут уже не хватило времени. Отчасти это промах удалось ликвидировать путем обстоятельного опроса местных жителей, особенно помог папаша Фушон и его болтливая теща…
Несмотря на бесспорные и убедительные вроде доказательства смутное подозрение у лейтенанта осталось, как бы залетные добры молодцы не присвоили себе и денежки вознаграждения и военных лошадок. За долгие годы службы в кавалерии он уже не раз сталкивался с жуликами и конокрадами всех мыслимых мастей, а его нынешние подчиненные так и вовсе представляли собой великолепную коллекцию подонков общества. Поэтому красавчик-офицер немного подумал, поморщил умный лоб и принял нужное и разумное решение.
– Сержант Волёдиджёвски, возьмите своего как его… запамятовал – рядового Збышека и отправляетесь вместе с этими людьми в город. Заодно соблаговолите получить там, в мэрии билеты на постой для нашего эскадрона. Приказ понятен?
– Так точно ваше благородие! – молодцевато и нарочитой придурью, гаркнул сержант-поляк, несколько минут назад высокомерно обозвавший "этих людей" быдлом. Похоже, что и о своем командире он был не самого высокого мнения.
– Да гляди, чтобы все было ладом, а не как в прошлый раз получилось, когда нам отвели каменный сарай на кладбище. Смотри сержант, коли узнаю, что берешь взятки от горожан – галун долой!
Таким образом, путешественников насильно снабдили весьма и весьма нежелательными попутчиками, которые по замыслу лейтенанта должны были проследить за тем, чтоб казенное имущество попало по назначению. По идее ничего страшного не произошло, за вычетом того обстоятельства, что отдавать так быстро лошадей Фигнер не собирался, город он предполагал обойти по окраинам и двигаться верхом дальше, а теперь придется заехать туда, сдать четвероногую добычу взятую у Фушона, а далее топать пешком, как собственно передвигались и раньше.
– Ладно, попробуем в таком разе пристроится на дилижанс, может быть места на империале для нас найдутся. – шепнул он Сашке, но не получилось, судьба снова распорядилась иначе, по своему хитрому и никому не известному заранее плану.
Между тем, пока они ехали, уланы-квартирьеры не молчали, а вовсю обсуждали грядущие перспективы. Оба воина были уже не первый месяц на мели и сильно возмущались тем обстоятельством, что во Франции приходится жить исключительно на одно жалованье, которое уже давно проиграно в карты на полгода вперед. Все, что удается взять на разбойниках, полностью отбирает казна, а местных жителей пощипать не дают под страхом сурового наказания. Вот в Испании, другое дело – там разрешали делать все, что душе угодно и даже больше, жаль только что, местные аборигены "освободителей" не любили и пленных обычно не брали. Польские ландскнехты по всем признакам уже давно страдали от хронического безденежья, обычного для всех представителей этой профессии, и настойчиво искали выход из создавшегося финансового кризиса. Знакомое и понятное Сашке состояние, в провинции тогда и у него частенько было "денег мало длинный шмель – ты в кибитку не ходи", а иногда хочется и выпивки, да тот тут говорить – и женщину тоже. Выход господа уланы нашли быстро, при этом не прошло и получаса, как расстались с эскадроном, резво упылившим по имперскому шоссе на запад.
– Послушай земляк! Давай убьем этих бл…х хлопов, а лошадей ихних загоним барышникам, вот и деньги. У меня на примете один знакомый жид в предместье, скупает краденных коней задорого. – откровенно предложил сержанту Збышек. "Паны" особо не стеснялись присутствием посторонних слушателей, переговаривались громко – считая, что польский язык их попутчикам не понятен, а может и не считали нужным таится от какого-то убогого "быдла".
– Никак нельзя, здесь тебе не Испания, могут и на шибеницу отправить. – возразил сержант, но по лицу было видно, что идея его заинтересовала. Збышек продолжил уламывать земляка, упирая на то обстоятельство, что свидетелей преступления нет, и впредь не будет, а командир приказал им сопровождать перегонщиков только до города, дальше у них свои задачи. Так получается, что не сможет к ним придраться начальство, даже если очень захочет: не было ведь прямого приказа привести и сдать перегонщиков вместе с лошадьми в префектуру. Не додумал немного обычно предусмотрительный на такие мелочи лейтенант, а значит не грех и воспользоваться открывшейся возможностью.
– Да кто к бисовой матери дознается? За тридцать верст до города свернем на старый, малоезженый шлях, как бы путь спрямить, пообедаем в лесу и опосля убьем этих бродяг. – продолжил убежать приятеля Збышек, постепенно завоевывая его доверие, – Смотри, какие у них торбы с собой, сразу видать – мазурики, никак набрали где-то чужого добра. А где нам еще денег взять, разве того русского офицера с денщиком евоным сыскать, за поимку коих 100 тысяч золотом сулят.
– Рубить их хлопотно и опасно, кабы не обвинили потом нас, а пальбу могут услышать проезжие… – продолжал колебаться второй поляк, но чаша весов уже заметно клонилась в одну сторону.