Женщину заколотили беззвучные рыдания. Я силой подняла ее за обе руки со стула и почти волоком потащила в комнату отдыха, закрывая собой от сотрудников и от Анжелки, которая у своего стола разбирала счета.

В комнате отдыха Ирма тяжело упала в кресло, закрыв лицо руками. Я, устроившись напротив, молчала. Женщине надо было прийти в себя. Минут десять потребовалось на то, чтобы ее плечи перестали вздрагивать. Наконец Ирма отняла ладони от лица и сказала:

– Прости меня, Наденька… Я совсем никакая. Думала, что сегодня уже смогу работать, но не знаю… Всю трясет… – она болезненно скривилась и зябко повела плечами.

Я не знала, что сказать. Мне очень хотелось узнать, что с ее сыном, но я боялась спросить. Но, видимо, Ирме самой хотелось выговориться, потому что она начала рассказывать и без моих вопросов:

– Ревазик действительно нашелся. Он у матери Шота, в Кутаиси. А Шота – это мой бывший муж… и настоящий одновременно. Он отказался дать мне развод. У грузин это вообще… – она безнадежно махнула рукой, – а уж в его семье «такого позора никогда и ни за что быть не должно!».

Я поняла, что она цитирует слова кого-то из клана Шота, и осторожно спросила:

– Ну… они… в смысле, бабушка… и другие… ведь неплохо относятся к Ревазу?

– Все родственники Шота его обожают.

– Значит, для мальчика… все-таки ничего страшного пока нет?

– Нет… но я вряд ли когда-нибудь теперь его увижу… – прошептала Ирма, и из глаз ее опять посыпались слезы.

– Неужели ничего нельзя сделать? – ужаснулась я.

– Шота не отдаст сына преступной матери… И закон всегда будет на его стороне…

– Преступной? Что за ерунда, Ирма?

– Не ерунда… Ты не могла не заметить… ты все время была очень внимательна…

Я боялась вздохнуть, потому что уже поняла, что она сейчас скажет, и она действительно сказала именно это:

– Ты видела, что я и Алексей… В общем, я люблю его. Я влюбилась сразу, как только пришла наниматься в фирму на работу. Он показался мне таким необычным. Красив, как настоящий горец, но внутренне совсем не похож на наших… Все другое: он мягче, терпимее, нежнее… Я боролась с собой, сколько могла, но любовь оказалась сильнее. Мой муж… Шота… он хороший человек. Мне всегда казалось, что у нас все в порядке, крепкая дружная семья и вообще… Но я не знала, Надя, что бывает любовь! Читала, конечно, романы, но воспринимала все эти романтические страсти не более как литературные экзерсисы. Наши с Шота родители давно сговорились, что мы поженимся. Мы с ним вместе учились здесь, в Санкт-Петербурге, в институте, а когда закончили, сразу поженились, как запланировала наша родня. Я не знаю, любил ли меня мой муж. Он никогда про это не говорил. А сейчас он меня ненавидит! Говорит, что я предала и опозорила и его, и его семью, и, главное, собственного сына!

– А как… – начала я и замолчала, потому что не была уверена, что имею право на вопросы.

– Ты хочешь спросить, как он узнал?

– Ну… да…

– Я сама ему сказала, когда… когда Алексей ответил на мою любовь. Шота озверел. Я видела, что ему хотелось меня удушить, но он сдержался, потому что боялся позора. Муж предлагал мне забыть Шаманаева, и тогда он, дескать, постарается меня простить. Главное, чтобы никто ничего не узнал. Но я не могла… Тогда он сказал, что сожжет агентство. Я знала, что он смог бы это сделать в ослеплении… как говорят, в состоянии аффекта… Его бы посадили… Я не могла допустить, чтобы он пострадал из-за меня. Шота ни в чем не виноват! Виновата только я… одна… И я попросила его, чтобы он… в общем, чтобы он как-нибудь расквитался со мной, а не с Алексеем…