— Меня зовут Эжен-Француа Видок, — сказал мужчина и посмотрел в глаза Ламбре: — Откуда у вас эти вещи?

— Я не знаю, — честно сказал Ламбре и добавил: — Это не моё!

— Все так говорят, — сказал Видок и спросил: — Откуда вы знаете Мартино?

— Я его не знаю, — возразил Ламбре, но видя, что Видок снисходительно улыбается, сказал: — Я только что с ним познакомился.

— И сразу подрядился тырить веснухи и сверкальцы[19], — спросил Видок, разглядывая часы и перстень.

— Я не знаю, о чём выговорите, — возразил Ламбре, понимая, что влип в какую-то историю.

— И маруху свою не знаешь? — спросил Видок, презрительно глядя на Ламбре.

Взяв гусиное перо и бумагу, он принялся записывать всё, что рассказывал ему Ламбре, а потом посыпал написанное песком и постучал в стенку. На его стук появился знакомый угрюмый малый, которому Видок сообщил:

— Отведите его в суд.

— Куда вы девали Шанталь? — спросил Ламбре и Видок криво улыбнулся.

— Так, всё-таки, свою маруху ты знаешь, — сказал он и коротко бросил: — Её отправили в тюрьму Сен-Лазар.

Ламбре повели по каким-то улицам Парижа, которые он мог знать только по истории, и завели в здание суда, где одинокий судья в парике, прочитав бумаги, которые подал ему сопровождающий Ламбре ажан в форме, тут же вынес приговор:

— Именем французского народа за ваши преступления вам отсекут голову на публичном месте. Сейчас вас отправят в тюрьму Консьержери на набережной Орлож.

Он захлопнул дело и ушёл в боковые двери, а ажан и угрюмый помощник Видока повели его снова по улицам, пока не добрались до площади с высокой колонной, на которой вверху стояла дева с голой грудью. В руках дама держала лавровые венки, сложив медные крылья за спиной.

Впереди показался мост через Сену, перебравшись через который, они очутились возле длинного здания с двумя круглыми башнями посередине, и одной справа, а угловую, квадратную, венчала восьмиугольная обзорная башенка.

Ламбре завели в здание через какие-то ворота, где его принял тюремщик, который сразу же завел его в камеру с единственным окном, заделанным решёткой. На прикованной кровати лежал тюфяк, набитый соломой, на который Ламбре упал и сразу же заснул.

Проснулся Ламбре оттого, что кто-то его тормошил. Открыв глаза, Ламбре понял, что уже утро, а перед ним стоял монах и перебирал чётки.

— Мужайтесь, Ламбре! Час искупления настал, — сообщил монах, а стражник, стоящий у двери, спросил: — Не угодно ли вам рюмку рома или закурить?

Ламбре отказался, удивляясь тому, что ему предлагают закурить, а монах, сообщив: «Помолимся богу», — стал на колени и принялся громко шептать молитвы. Закончив, он поднялся с колен и равнодушно вышел из камеры. Ламбре надели наручники и вывели во двор, после чего долго ожидали какого-то чиновника. Наконец появился заспанный канцелярист, который скомандовал: «На площадь Согласия!»

Ламбре посадили в закрытый экипаж с двумя стражниками, и тот отправился в путь, стуча колёсами по булыжникам. Когда экипаж остановился, Ламбре услышал какой-то гул, а выйдя наружу, увидел большую площадь запруженную народом и гильотину, устроенную на возвышающемся помосте.