Мне кажется, это меня убьет. Мне нужно подумать о чем-нибудь другом. О чем угодно.
Я слышу, как отворяется дверь одной из комнат. Это Ланни – она выходит в гостиную в пижаме, шаркая ногами, зевая и щурясь от утреннего солнца.
– Привет, пап, – говорит она. – Завтрак готов?
Я совершенно не думал об этом моменте. О том, что я скажу ей или Коннору. Но у меня нет выбора. Поэтому я говорю:
– Присядь, Ланни. Мне нужно кое-что сказать тебе, это касается твоей мамы.
Я отлично понимаю, что это будет адски тяжелый день, но правда – это все, что я могу предложить им сейчас. Правда, любовь и доверие.
Все то, что вручила мне Гвен.
22
Желание проверить, как там дети, как Сэм… оно настолько сильно и болезненно, что сдерживать его – словно касаться провода под током. Но Кец права: мы не можем так рисковать. Этот человек – убийца, мы это видели. А Сэма сейчас нельзя в это втягивать; необходимо, чтобы мои дети были в безопасности, чтобы у них остался хоть кто-то, кто будет любить, наставлять и защищать их. Но я не намереваюсь умирать – равно как и Кец.
Мы – не жертвы, мы – охотницы.
Кец, конечно, все продумала заранее; она знает, что Хавьер сделает что угодно, чтобы найти нас, – например, сообщит об исчезновении и потребует объявить розыск. Поэтому спустя час езды она сворачивает с шоссе и направляется в совершенно не знакомый мне район. Это мрачная сельская местность, совершенно безликая. Там, в обветшавшем полуразрушенном амбаре мы встречаемся с высоким тощим афроамериканцем в футболке с портретом Че Гевары и обмениваем мой внедорожник на маленькую потрепанную «Хонду».
– Оставаться в твоей машине нельзя, – объясняет Кец. – Они будут отслеживать номер по всем камерам и дорожным постам. Нам нужно что-то совершенно другое, если мы хотим добраться до места.
Она и человек в футболке с Че не говорят друг другу ни слова; просто обмениваются кивками, и Кец протягивает ему конверт – полагаю, там лежат деньги. Не представляю, откуда она его знает, и даже не спрашиваю. Сейчас не время.
Мотор «Хонды» работает стабильно, но рессоры у нее изношены, а пробег такой, что, наверное, хватило бы скататься до Луны и обратно. Однако она безотказно несет нас сквозь вечернюю темноту, пока мы едем по все еще оживленному шоссе, притормаживая и меняясь за рулем, когда кому-то из нас требуется поспать.
– Нужно поговорить о том, что мы будем делать, – говорю я, и она молча кивает. – Мы не можем играть в его игру от начала до конца. Лишь настолько, чтобы он поверил, будто заполучил нас. Может быть, это собьет его с толку.
– Пока что надо играть, иначе нашим близким не поздоровится, – произносит Кец. – Гвен, он считает тебя виновной в чем-то.
– Очевидно.
Я скорее чувствую, чем вижу ее взгляд.
– В том, что ты помогала Мэлвину убивать тех женщин?
На это я ничего не отвечаю.