На этом я решила свернуть погружение в это все. Дело ясное, что все надо прекращать. У меня были Рунт и Рэй, что показали мне и Хитоми во мне, что есть наслаждение, взаимное, без использования, что такое настоящая страсть, живая, сжигающая всех троих с одинаковой силой. Что такое, когда мужчины в тебе нуждаются, а не удовлетворяют свои унижающие все действо нужды. И еще сквозь все онемение, отсутствие сейчас способности чувствовать что-либо из мира вне утянувшего ментального пространства я ощутила, что мои крашеры со мной. Они держат меня, держатся за меня и не отпустят. И я уж точно их отпустить не готова. И так легко стало: мерзкие пальцы, шарящие так отвратительно умело по всем нервам и чувствительным точками, словно осыпались с меня, как шелуха без веса. Я теперь видела, знала, в чем их цель, и эта очевидность мгновенно превратила их в нечто нереальное. Нашептывание тоже трансформировалось в змеиное неразборчивое шипение, транслируемые похабные веселые картинки стали уродливыми рисунками мелом на заборе, а непомерно тяжелые куски плотины внезапно показались створками шкафа-купе в родном мире, что с легкостью покатились навстречу друг другу, повинуясь моей воле. Где-то за миг до смыкания Светила предприняли новую атаку. На этот раз никто не соблазнял, не увещевал и не призывал меня. В малюсенький просвет, что еще оставался, ударил обратный поток магии, который однозначно если бы не физически спалил меня, то точно сварил бы мозги. Он врезал в меня с такой силой, что почудилось – лечу в бездну, где нет уже ничего. И тогда мне явилось чудо. Огромный черный зверь с горящими желто-золотистыми глазами подставил свой бок, гася силу удара, как делал это уже однажды в реальности. А огромное, уже совсем не сотканное из тумана крыло накрыло нас, отсекая от чужой злобы, и оно же и закрыло последнюю брешь в плотине. Осталось только вернуться, назад в жизнь, в тепло, туда, где у нас есть общее будущее.
Грохнуло сразу два ярко-оранжевых всполоха, и врезались на этот раз они в моих защитников и спасителей, вышибая нас всех разом в никуда.
Чего я никогда не буду больше делать в жизни? Возмущаться, когда какая-нибудь телка снова скажет, что у мужиков одна извилина и все мы в душе тупые обезьяны. Ну реально, после этого цирка, которому я стал свидетелем, язык уже не повернется возразить. Нет, ну не понятно, что ли, было что вся эта хренотень с болтающимся в воздухе мужиком посреди этих каменных штук, еоторые больше всего колбы для выращивания всяких монстров из ужастиков напоминали, – целиком и полностью какая-то магическая замутка. А даже дебилу должно быть ясно: где есть магия, бесполезно чего-то там мускулами добиваться. Так нет же, полезли эти… Понесло на волнах этой… как ее… эйфории, видно. Сон постаралась.
Не, я не против. Мужичье эти крашеры типа брутальное, девки с таких кипятком приссыкивают, но не до такой же степени, чтобы как бестолочь дошла! Это надо было такое ляпнуть: «бла-бла-бла, остаюсь и вас присваиваю». Где остаюсь? В мире, где, походу, колесо и письменность вчера только изобрели и даже твои правнуки не увидят вонючего Тетриса, не говоря уже о последней Плейстейшн? Допускаю, что они в постели творят что-то запредельное, да еще и в стереоэффекте, но блин! Отказаться от мысли вернуться домой из этого немытого средневековья – это же ни во что не впихнешь, ибо вообще невпихуемое нечто. И я твердо решил, что мозги этой дуре вправлю. Может, по-доброму, а не дойдет – в ковер какой-нибудь, сука, заверну и в Радвелат попру с заткнутым ртом. У нас дома что, замутить секс втроем проблема какая-то? Да я вас умоляю! Сам пока не пробовал, конечно, но исключительно потому, что оно мне как-то и не надо было. Ну, то есть не прикалывало до сих пор смотреть, как твою бабу пялит еще кто-то. Вот две телки по тебе ползают – да. Но теперь в башке засело, надо будет как-нибудь… О чем там я? А!
Но эти две гориллы вскарабкались вместе наверх, принялись трепать бедную Сон так, будто решили: не доставайся же ты никому. В смысле, хоть по куску, но себе оторвать. Рунт в ухо ей ревет блаженным матом, дергает, этот амбал хамоватый белобрысый тоже давай ему помогать и какую-то муть сопливую ей бормотать. И ни один мне, главное, не отвечает! Ни эти цирковые шимпанзе, ни сама Сон. Хер проссышь, чё делать! Я думал, чокнусь и глотку себе сорву, пытаясь до них докричаться. Спасители, мать их! Если Сон в беде, то сдирали бы ее оттуда, а они только разговоры разговаривают и возню устроили с причесоном этого хрена Высокородного. По привычке обезьяньей блох выискивали? Короче, нервы у меня в чокнутом иномирском зоопарке и так уже стали ни к черту, так что смотреть дальше этот номер воздушных приматов-акробатов я не стал. Выцелил с обеих рук трепающих и зажимающих Сон чеканутых и вдарил по ним. Не то чтобы со всей дури, но хорошо так. А потом только и успел увернуться, когда дохляк, парящий на крыльях магии, громко сделал пух! Рассыпался в прах, испаряясь без следа, а вся их куча-мала рухнула на песок. Сон на самом верху и даже села сразу же цела и невредима, кстати, за что крашерам респект, но все равно не повод впрягаться в роль их дрессировщицы по гроб жизни. Но эту умную мысль пришлось придержать немного, потому как они все дружно кинулись тискаться и делиться слюнями, слезами и соплями. Фу, блин, и нет бы хоть один удосужился дрожащим от искренней благодарности голосом сказать мне: «Спасибо, что спас всех, парень!»
Отстой, домой хочу.
Эпилог
Адир-Певень подсуетился с нашим отбытием из окрестностей бывшей лаборатории почившего совсем не в мире Высокородного так же ловко, как и с нашим попаданием сюда. Даже еще ловчее. Мы тронулись в обратный путь между громадными валунами и в какой-то момент просто вышагнули на зеленую лужайку в окрестностях Некки.
– Ох ты ё-моё! Оперативно как, – охнул топавший пешком и до этого сильно надувшийся Март. Он выглядел таким мрачным и почти с нами не говорил с того момента, как я, к своему стыду, вообще вспомнила о его присутствии. Но извиняться за то, что ему пришлось стать свидетелем такого оглушительного по накалу эмоций нашего с крашерами осознания, как же близко мимо промчалась катастрофа, я не собиралась. Нелепо стесняться счастья, неправильно его скрывать или пытаться притушить.
– Адир же обещал нам с дорогой подсобить. Но мне еще кажется, что куда как больше он не желал, чтобы мы там по окрестностям лазили и дорогу запоминали. Мало ли что там у этого чокнутого экспериментатора могло в темном углу заваляться и как выстрелить потом в дурных, но чрезвычайно предприимчивых ручках. И, кстати, мне вот интересно, если теперь мага этого, установившего границы своей игровой песочницы-пустоши, больше нет, то и границ, выходит, тоже? И что теперь? Местные вольны уходить и жить где хотят?
– Думаю, так и есть, – подтвердил Рэй, идущий рядом с Фалатом, на котором я ехала, и вроде как невзначай снова чмокнул в тыльную сторону ладони. С момента падения на землю они с Рунтом делали это все время – дотрагивались, проводили при любой возможности кончиками пальцев по участкам открытой кожи. – Вот только вопрос: касается ли это и местных тварей, и не полезут ли они плодиться на новых территориях.
– Ну без работы, побратим, мы еще долго не останемся, – хмыкнул оборотень.
– Меня больше волнует, не нарвутся ли переселенцы из Пустоши на всякие репрессии вне ее. Вы ведь говорили, что помимо магии их тут держал и повсеместный запрет.
– В Талетосе после гибели Светил и без их деспотичной магии очень скоро станет не до того. Боюсь, страна начнет разваливаться очень быстро, слишком уж долго не было тут иных правителей, что, как ни крути, но удерживали своей властью все в целостности, – пожал широкими плечами полукровка.
– Поэтому очень чудно, что жить мы станем на Побережье, в нашем доме, – ухмыльнулся Рунт.
– У вас есть дом на Побережье? – удивилась я. Хотя с чего бы. Где-то же у всех есть свое пристанище.
– У нас есть дом на Побережье, – поправил меня крашер. – И вполне себе достаточно средств, чтобы ты смогла его обустроить так, как тебе пожелается.
Мне мигом нарисовалась щелястая избушка с дырявой крышей. Не страшно, прорвемся.
– А что, сейчас там совсем-совсем все плохо? – уточнила я. – Хибара рыбацкая? Землянка? Вигвам из шкур и жердей?