— Дарио, перестань! Отпусти меня. Дышать нечем, — что есть силы уперлась я ему в грудь, пытаясь отпихнуть от себя.
Сейчас мне было стыдно, что тогда, у него дома, позволила ему целовать себя, даже хотела большего. После того, как осознала, что люблю Алесандро, мысль, что буду целоваться с кем-то другим, казалась нелепой. Да и поцелуи Дарио не считала уже такими приятными.
Он сделал вид, что не обиделся, но я заметила, каких трудов ему это стоило. Руки Дарио подрагивали, когда он помогал мне наводить порядок в доме. Глаза старательно отводил в сторону. И мы практически не разговаривали на протяжении часа, что длилась уборка. Меня такое положение вещей устраивало, хоть и чувствовала себя эгоисткой при этом. Лучше молчать, чем следить за каждым своим словом или постоянно испытывать неловкость, зная, что Дарио догадывается о моем отношении к Алессандро.
Портрет вернулся на законное место на комоде. Перепрятать икону, как предложил Дарио, я категорически отказалась, сама не знаю почему. Интуиция мне подсказывала, что ее место именно тут.
— Не поможешь мне снять картины? — попросила я Дарио, когда с уборкой было покончено.
— Зачем?
Он выглядел непонимающим. Я, конечно, не считала себя тонким ценителем прекрасного, но и не верила, что эти дешевые репродукции, которыми были увешаны все стены, могли кому-то нравиться.
— Не могу больше видеть это уродство.
Мысленно я попросила прощения у деда Михаила, словно своим поведением оскверняла его память.
Дарио снимал картины и передавал мне. Я их складывала в небольшую коробку, чтобы потом засунуть под кровать, подальше от глаз. Какая-то мысль не давала покоя, все время сверлила мозг. Унылые пейзажи на картинах раздражали и отвлекали. Руки болели от тяжести, а спина от постоянных наклонов и вставаний.
— Ну, и тяжеленные они! — возмутился Дарио. — Можно подумать, что рамки из чистого золота, да и стекло двойное, а то и тройное…
— Точно! — воскликнула я, как громом пораженная. — Молодец!
С очередной картиной, что передал мне Дарио, я побежала на кухню. Сразу же принялась ковырять ее ножом.
— Что ты делаешь? — В дверях появился удивленный Дарио.
— Я все думала, зачем дед развесил эти картины, да еще и в таких рамках? Пока, после твоих слов, не поняла, что их оформление точно такое же, как у моего портрета. Эта мысль давно зародилась, только созрела сейчас.
— Думаешь, он в них что-то прячет?
Дарио подошел ближе и забрал у меня картину с ножом.
— Давай я, пока ты не отрезала себе палец.
Он ловко просунул нож в щель в торце и расколол картину надвое.
— А вот и тайник… — Я разглядывала жемчужное ожерелье, втопленное в бороздку в красном бархате, что выстилал дно тайника.