— Раньше здесь все было покрыто дерном, — заметил мое недоумение Дарио. — Видишь колодец в центре? На самом деле это цистерна для сбора дождевой воды. Такие есть на каждом острове. Не считая минеральной воды в бутылках, что завозят с материка, эти колодцы являются единственным источником питьевой воды. Вода в лагуне и каналах не пригодна для питья, — продолжал рассказывать Дарио, пока мы шли к лавочке, спрятанной в тени деревьев. — Смотри…
Мы как раз поравнялись с колодцем, верх которого был выложен и камней, обточенных временем. Дарио указал мне на небольшое отверстие у основания с выемкой, полной водой. Из импровизированной чаши самозабвенно хлебали воду две кошки, не обращая на нас никакого внимания.
— Все венецианцы испытывают особое благоговение перед кошками. — Он с улыбкой наблюдал за полосатыми пушистиками с поднятыми к верху подрагивающими хвостами. — Эти отверстия сделаны специально для них. Кошки — это единственное надежное средство от крыс, разносящих чуму.
Я вспомнила рассказ Дарио о трех эпидемиях чумы в четырнадцатом, шестнадцатом и семнадцатом веке. Первую даже прозвали «Черная смерть» из-за того, что она унесла жизни половины населения Венеции. Мороз пробежал по коже, как представила этот ужас.
— Раньше здесь кипела коммерческая и общественная жизнь острова, а сейчас это больше похоже на тихий дворик, — закончил Дарио как раз в тот момент, когда мы садились на лавочку.
Он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. Пальцы слегка подрагивали, словно он волновался даже больше меня. В который раз подумала, какой же он все-таки хороший, что так бескорыстно помогает.
— Читаем? — спросил Дарио, как будто я могла внезапно передумать.
— Давай, — не менее торжественно ответила я.
Он развернул лист и прочитал:
—
— Наверное… — пожала я плечами. Хотя откуда она тогда могла знать, что когда-то я появлюсь на свет?
Мир добр, но зла в нем, как изюма в пасхальной сдобе. И оно заметнее, как мы не стараемся закрывать на него глаза. Оно преследует тех, кто рожден помогать людям. Лик святой жил с моей матерью, а потом со мной. Но это не сделало нас счастливыми. С вершины прожитого я смотрю вниз и понимаю, что хочу скорее умереть. Дальше так не может продолжаться!
Заклинаю свой род! Отныне перестанут рождаться девочки, пока не появится плод плода греховной связи, как грань в бриллианте похожая на ту, с которой все и началось. Лишь с ее появлением на свет очистится наш род от проклятия, наложенного человеческим злом. И будет она сильнее всех нас. Не физически, а мерой того счастья, которого не имели мы. Как только святыня соединится со своим прообразом, сила родится заново, чтобы творить добро. Но не по принуждению, а волеизъявлению. Лик святой оживет в ней, чтобы помогать и направлять. И будет она счастлива, пока сама желает этого.
Ольга.
Дарио замолчал. Я пыталась осмыслить то, что только что услышала.
— О ком шла речь в письме? — решилась я нарушить молчание, которое уже начинало тяготить.
— Думаю, о тебе.
— А причем тут плод греховной связи? Да еще и плод плода… Мои родители, насколько я знаю, появились в законном браке. Ничего не понимаю… А ты?
— До тебя и твоей сестры в вашем роду рождались девочки? — спросил Дарио.
— Если брать по папиной линии, то нет. Папа даже смеется на этот счет, что наконец-то в кузнице воинов появились ромашки, — улыбнулась я, вспоминая любимую фразу отца.