— Я зайду? — спрашивает он.

Я молча киваю в ответ.

— У тебя есть пероксид или марганцовка? И бинт. И мягкая ткань. Нужно обработать раны.

— Есть Мирамистин. Но я сама, не будешь же ты… Ой… То есть не будете же…

— Да всё нормально, говори мне «ты».

Он снова подхватывает меня и несёт на кухню. Он усаживает меня на стул, а на другой заставляет положить ноги. Затем Рыков смачивает марлю тёплой водой и склонившись над ними мягко протирает мои ступни. Я не знаю, как это описать. Момент выходит очень интимным. Я несколько раз тихонько вскрикиваю, но, вместе с тем, испытываю удовольствие и волнение, заливаясь краской.

Он обрабатывает ноги Мирамистином и завязывает бинтом. Я ему руку, целовала кстати, когда платком завязывала…

— Спасибо большое… Я даже наверное ходить смогу… более-менее…

— Пожалуйста… Может теперь чаем угостишь?

Я включаю чайник и достаю варенье и ещё какую-то чайную классику, сушки, печенье.

— Спасибо вам, что приехали за мной, да и вообще, спасибо за всё…

— Даже не начинай, — сердито говорит он.

— Нет, правда, если бы не вы, я не знаю, что и делала бы…

— Если бы ты меня слушала и не лезла, куда не следует, всего бы этого никогда не случилось.

— Иван-чай будете?

— Буду.

— То есть, получается, вы что-то знали, раз предупреждали меня?

— Видел, как он вокруг тебя кружил и знал, что Лозман бабник и не особо порядочный тип. Это у него на роже написано, но тебе, похоже, такие как раз и нравятся.

— Почему это?

— А нахера ты с ним загород поехала? Прогноз по панелям составлять? Понравился? Ну так и оставалась бы с ним, чего бегать тогда?