Хлопнула входная дверь. И Марина осталась в номере вдвоем с нарастающей в ней истерикой. Домой она вернулась с опухшим лицом, на котором было практически не видно превратившихся в щелочки глаз. Прошла в свою комнату, отказалась от ужина, сославшись на головную боль, бурно зарыдала в ответ на заботливый вопрос Гриши, не нужно ли ей что-нибудь, швырнула в стену принесенный им стакан с водой, визгливо заорала, что если он вызовет «Скорую», то она выбросится с балкона. А когда вся семья легла спать, тихо прошла в ванную комнату и, погрузившись в воду, перерезала себе вены.
Прислушивавшийся к ее мятущимся шагам Гриша заподозрил неладное и успел выломать дверь.
Шрамы на руках зажили быстро. А вот то, что было сломано в ее душе, никак не срасталось. В психбольнице, куда Марину увезли по настоянию врачей, она упорно отказывалась от еды. Ее приходилось кормить насильно. Ставшая совсем прозрачной Марина отворачивалась к стене, когда к ней в палату заходили родители или дети, и начинала биться в истерике, когда видела Григория.
Ее помешательство не проходило, хотя в клинике она провела уже почти десять месяцев. Гриша свозил лучших докторов со всего света, но они ничего не могли поделать с тем, что Марина Чухлебова не хочет жить. Ни с Гришей. Ни вообще.
Сам Григорий за эти десять месяцев потерял восемь килограмм. Он по-прежнему любил жену. Боялся ее потерять. Мечтал о возвращении прежней жизни, но это не мешало ему железной рукой вести свой бизнес, заниматься детьми, на которых он теперь сосредоточил всю свою любовь и внимание, заботиться о Рининых родителях, которые после случившегося сильно сдали, и даже съездить с детьми на море.
По нескольку раз в день он звонил в клинику, мечтая услышать хотя бы о малейшем улучшении состояния Рины. Но улучшения не наступало. И он все глубже и глубже погружался в пучины горя, внешне, впрочем, практически не меняясь. Лишь самые близкие люди – мать и старый, еще с первых институтских времен, лучший друг – знали о том, что его нервы уже тоже на пределе. И что больше всего Григорий боится, что безмятежное счастье, в котором он прожил десять лет, больше никогда не вернется. Боится и сходит с ума от страха и отчаяния.
Глава 11
На грани возможного
Очень советую: рассчитывайте только на себя. Но если предлагают помощь – принимайте.
История, рассказанная Инессой Перцевой, по большому счету, оставила Злату равнодушной. К совершенному на базе убийству она явно отношения не имела, любопытство по поводу случившейся у банкира Гриши семейной трагедии было удовлетворено, а до морального состояния самого Григория Чухлебова ей, в общем-то, не было никакого дела.
На обратном пути на базу она быстро пересказала фабулу Аржанову, опустив леденящие кровь детали, красочно расписанные Инной. Мужчинам все эти «страсти-мордасти» были совершенно неинтересны. Жизненный опыт Златы подсказывал ей это со всей очевидностью. Конечно, встретив в обеденном зале Гришу, она метнула на него острый взгляд, стараясь заметить признаки душевного волнения, но Чухлебов выглядел так же, как всегда.
– В поселок ездили? – спросил он без особого, впрочем, интереса на круглом, чуть сонном лице.
– Да, мне нужно было доктору показаться, – зачем-то выдала полуправду Злата. – Александр Федорович хотел убедиться, что вчерашний удар по голове никак не сказался на моем здоровье.
– Ну и как, не сказался? На здоровье и умственных возможностях? – В голосе обычно мрачного Гриши скользнули искорки веселья, и Злата уставилась на него, не веря своим ушам.
– Да вроде нет, – ответила она и, аккуратно обойдя Гришу, вошла в столовую. Обедали не полным составом. Зимний и Костромин отправились на охоту, ради которой они приехали на базу и которую разрешили только сегодня. Муромцев с Володей уже пообедали и работали в кабинете. Зычный бас депутата, диктующий что-то своему помощнику, был слышен даже через двое закрытых дверей. Парменов не вышел к обеду, сославшись на головную боль. А Светка с Завариным уже поели и отправились в лес за земляникой.
Отсутствие общества Злату вполне устраивало. Она быстро проглотила холодный борщ, удивительно вкусный и пахнущий свежестью, слопала целую тарелку картофельных драников с деревенской сметаной, запила все это великолепие домашним квасом и подумала, что жизнь решительно удалась. Кроме нее, в столовой были только Гриша и Аграфенин, которому Аржанов велел за ней присматривать, пока он ненадолго отлучится к егерям.
– Я спать хочу, – честно призналась Злата Антону, когда обед был закончен. – Я сегодня проснулась ни свет ни заря.
– Что, Сашка разбудил? – Антон засмеялся. – Он сам вскакивает с петухами и другим спать не дает.
Злате показалось, что у сидящего напротив Гриши даже уши зашевелились от любопытства. Она представила, как данная информация выглядит со стороны, и покраснела от смущения.
– Мы разговаривали, – поспешно сказала Злата. – И это не Саша виноват, я, наверное, от любопытства проснулась. Мне очень многое нужно было с ним обсудить. И вот сейчас спать хочется, просто спасу нет.