Я сняла с его правой ноги сапог и носок. И ощупала всю ступню, поворачивая ее в разные стороны. Повреждений на ней не было. От резких приступов боли Тим не вздрагивал. Хруста он не ощущал, и отека тоже, вроде бы, не было. Только около щиколоток Тим при надавливании чувствовал боль, но она была не сильной. Я попросила Тима согнуть ногу в колене и постучать ею по земле. И мы вместе порадовались, что сильная боль при этом в ноге не появилась. Значит, опасения Тима не оправдались, и эта нога у него не повреждена.
Таким же образом я осмотрела левую ногу мужа. И когда Тим понял, что обе ноги у него не сломаны, он, радостно выдохнув, попытался сесть, но с трудом сдержав стон, упал на спину.
-Тим, - вскричала я, - у тебя же рука неправильно изогнута! Я тебе говорила.
Сквозь стиснутые зубы Тим почти неслышно ругнулся, упоминая пятые точки всех известных ему животных, и уже громче добавил:
- Прости, Сафира. И забудь, что я случайно сказал.
Только он не случайно это сказал. Выругавшись, он как-то попытался перетерпеть приступ боли. Но через несколько минут я заметила, что Тим уснул. Я его потеребила, и сильно испугалась, когда он никак не отреагировал на мои действия. Чтоб привести его в себя, я побежала к реке и принесла в пригоршне немного воды.
Когда я привела Тима в чувство, он поймал меня за плечо левой рукой и, вглядываясь в меня сквозь темноту, сказал:
- Сафира, не уходи от меня. Сиди здесь. Пожалуйста. Если испугаешься, разбуди меня, вдруг снова усну. Утром мы поднимемся наверх и соберём то, что осталось от наших вещей. И, если рука у меня сломана, вызовем помощь.
Тим ещё что-то говорил, но речь его становилась все неразборчивее и он снова потерял сознание. Для меня было очевидно, если он теряет сознание от боли, то перелом у него точно есть. Но я боялась, что помимо перелома руки, у Тима могут оказаться ещё и внутренние травмы. А при таком тусклом свете осмотреть мужа, есть ли у него синяки и отеки на теле я уже боялась.
Почему-то, когда Тим стеснялся подпускать меня к своим ногам и пытался помешать мне, я чувствовала себя увереннее. А сейчас он лежит беззащитный, ничем не может мне помешать, но я боюсь его коснуться, чтоб не навредить ему ещё сильнее. А когда он застонал, я встала и уверенно направилась к пологому подъему. Я не смогу всю ночь сидеть возле Тима, теряющего сознание от боли. И если есть шанс спасти хоть что-то из наших вещей, я попытаюсь это сделать.
Неяркий свет звёзд, всё-таки осветил мне дорогу до места, где стояла наша палатка. Лианы ее сломали, частично даже вбили в землю. Я схватила ее за тент и стала тянуть на себя.
Сразу заметила светильник, который оказался не поломанным и включила его. Каркас палатки был переломан во множестве мест. Поэтому я выдернула все, что получилось, трубочки и дуги из тента, а его быстро свернула несколько раз, чтоб складывать на него другие наши вещи. Авиона оказалась сломанной в нескольких местах, ее я с сожалением отложила в сторону. Котелок, в котором варилась рыба, был сильно вмят вовнутрь. Даже рыбу в нем зажало, слив остатки жидкости, я положила и его на тент от палатки. Туда же отправились наши с Тимом спальные мешки, они не пострадали. И фляжки, полные воды, отправилась на тент.
Рюкзак Тима, в котором лежали артефакты, к огромной моей радости, избежал ударов лиан. Но я, все равно, внимательно осмотрела его снаружи, прежде чем открыть. Там лежала бутылочка с кислотой глототраза, не хотелось бы, чтоб она меня разъела. К счастью, все было цело. И рюкзак Тима я сразу надела себе на спину.
Мой рюкзак, в котором лежали шкатулки с системами для впрыскивания и почтовик был немного вмят. Я со страхом открыла его и заглянула внутрь. Почтовик, который лежал на самом верху был сломан, а оба хранилища для смесей не пострадали. Но я все же решила забрать с собой все содержимое вместе с рюкзаком. И сумку с нашей сменной одеждой я тоже нашла.
Оставлять Тима одного дольше я побоялась, поэтому схватив все отобранные вещи, поспешила вниз.
Я сбросила все вещи в кучу и достала только светильник и фляжку с водой. И села возле Тима. Хотела осмотреть его руку, пока он не пришел в себя, но как я пойму, где именно у него болит. А ещё нужно было снять с него изорванный комбинезон. Прежде чем снова теребить Тима, я поставила возле себя шкатулки с обезболивающими смесями и медицинские артефакты из рюкзака положила ближе. На случай, если у Тима перелом, принесла несколько трубочек от каркаса палатки, чтоб использовать их, как шины. Свою водолазку я ножом порвала на несколько узких длинных полосок, чтоб использовать их для повязки.
Глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз, я начала разрезать правый рукав Тима от запястья до груди. Когда я смогла оголить всю руку и плечо, я от жалости и бессилия заплакала. У Тима вся рука была синей от кровоподтеков. Сильный отек был от запястья до локтя. Выше запястья рука была сильно деформирована. Но и это было не самое страшное. У Тима, точно, помимо перелома лучевой кости, был ещё и вывих плеча.
Тим пришел в сознание сам:
- Сафира, ты плачешь. Я так плох? - Судорожно дёрнув губами, спросил Тим. Продолжая всхлипывать, я не стала отвечать.
- Разорвала мой комбинезон и ещё плачешь? Как я голым буду практику сдавать? – Я, продолжая плакать, рассмеялась. А Тим резко посерьёзнел и спросил. - Сафира, может, ты меня уже оплакиваешь?