Глава 42

И снова Николь таращилась на лежавший перед ней чистый лист бумаги. Она уже достаточно долго откладывала с этим письмом. А в ее доме во Франции уже наверняка множество маминых писем. И мама, вероятно, волновалась. Ну почему же так чертовски трудно сообщить матери о том, что она опять жила под одной крышей со своим мужем? Возможно потому, что все неприятности когда-то начались именно с письма…

Николь со вздохом отбросила перо.

Они с Марком уже два дня жили в Лондоне, но Марк к ней не прикасался. Она спала в своей спальне, смежной с его комнатой, и ждала его. Но он не приходил. И сегодня скорее всего также не придет. А после того, что он сказал дяде (она подслушала), он, возможно, уже не вернется в ее постель.

«Для нас обоих будет лучше, если мы вернемся к нормальной жизни как можно скорее». Эти слова врезались в память. Впрочем, сама виновата – не надо было подслушивать. Она тогда искала Марка, чтобы спросить, когда они вернутся в Лондон. Услышав его голос, доносившийся из кабинета, она направилась к двери и уже подняла руку, чтобы постучать, когда услышала вопрос герцога: «Ты ее любишь?» У нее замерло сердце и перехватило дыхание. Она оцепенела в ожидании ответа Марка. «Я ее почти не знаю», – сказал он. Николь закрыла глаза, охваченная болью. Она сделала слишком далеко идущие выводы из их совместных ночей. Она влюбилась, а он всего лишь выполнял свою часть сделки.

Она прижала пальцы к глазам. После того как Марк получил вожделенное повышение, ее все чаще посещала мрачная мысль: она ему больше не нужна. Он получил что хотел. Даже больше. Герцогство станет удачным дополнением к посту министра. В ней, Николь, больше не было необходимости. И его слова подтвердили это. Он хотел как можно скорее вернуться к своей «нормальной» жизни.

Николь тяжело вздохнула. Хотелось плакать, но она не плакса. Она самостоятельная взрослая женщина и умеет принимать решения. Вот и теперь она его приняла. Прежде всего она бросила лист бумаги в корзину для мусора. Она не станет писать матери из Лондона. Вполне можно будет написать ей из Франции, когда она там окажется. А вернуться она решила как можно скорее. Она сделала то, о чем просил Марк, и не станет больше надоедать ему. А ребенок – это глупо. Глупо и эгоистично. Сама идея была нелепой. И даже если бы она захотела тут остаться, все равно не смогла бы. Не смогла бы выносить ежеминутную пытку. Ночи с ним в Суррее были волшебными, но они повлекли за собой обязательства – сложные, запутанные…

Николь смахнула с ресниц слезы. Что ж, она с самого начала знала, что не сможет снова лечь с ним в постель и ничего не почувствовать. Когда Марк касался ее тела – словно виртуоз, играющий на виолончели, – она понимала, что не сумеет отключить эмоции. Так и вышло. Она снова влюбилась в этого человека, а он продолжал винить ее в том же, что и десять лет назад. Ничего не изменилось.

Оставаться с человеком, который ее не любил, Николь не могла. Это убило бы ее. И неизвестно, сколько потребуется времени, чтобы она забеременела. А что, если этого вообще не случится? Иными словами, им придется жить вместе месяцы, а то и годы. И ее сердце не выдержит. Так что надо уезжать. И как можно скорее. Чем дольше она будет оставаться с ним, тем тяжелее будет уехать.