Сесилия, испытывая странное возбуждение, прижала ладонь ко любу. Задыхалась, и голова ее шла кругом. Но Рамзи молчал, и она вновь заговорила:

– Все всегда уверены в моей способности справляться с любыми трудностями. «Она знает, что делать» – так все говорят про меня или думают. А я не знаю! – Сесилия всхлипнула и вдруг в отчаянии закричала: – Я ужасно устала! Я не знаю, куда идти, не знаю, как жить дальше! – Сесилия ненавидела себя за слабость, за то, что позволила мужчине увидеть ее в таком состоянии, но остановиться уже не могла. – В моей жизни все рушится, рушится, рушится!… – Кричала Сесилия. Кровь шумела у нее в ушах, перед глазами все расплывалось, и даже ноги ослабели. Она взмахнула руками, пытаясь за что‑нибудь ухватиться, опасаясь, что вот‑вот рухнет в обморок.

К счастью, Рамзи успел ее подхватить.

– Не уходи! – Она прижалась к его груди. – Не оставляй меня одну ночью. Что если кто‑нибудь придет за нами? – Сесилия изо всех сил старалась говорить как можно тише, чтобы не разбудить Фебу. Девочка не должна была слышать ее истерику. – А вдруг ты не услышишь мой зов?

Рамзи осторожно погладил ее по волосам.

– Тихо‑тихо, девочка. Я понятия не имел, что ты так напугана. – Он проговорил эти слова тоном, полным безмерного удивления, и нежно обнял ее. Оказавшись в кольце его крепких рук, Сесилия наконец дала волю слезам.

Она рыдала о матери, о Генриетте, о Фебе, о людях, погибших во время взрыва, о Катерине Милович и обо всех маленьких девочках, ставших жертвами мужской жестокости.

Плакала о Рамзи, о мальчике, который выжил в полном одиночестве в этом домике, который был всеми покинут и забыт.

Она плакала, потому что люди были злы и изводили друг друга самыми изощренными способами, о которых она даже знать ничего не хотела, потому что при мысли об этом ей становилось больно и страшно и она очень остро чувствовала свои беспомощность и незащищенность. Ей хотелось помочь всему миру, излечить его, сделать добрее, но она не могла защитить даже своих близких от безликого врага.

– Успокойся, – прошептал Рамзи, – я с тобой. Ты в безопасности.

– Я знаю, – пробормотала Сесилия, сражаясь с одолевшей ее теперь икотой. – Ты здесь. Ты спас Фебу и меня, хотя не испытывал ко мне ничего, кроме ненависти. Как я смогу отблагодарить тебя за это? Как сумею отплатить за то, что ты привез нас сюда, в то место, которое вызывает у тебя такие болезненные воспоминания, а теперь ты собираешься спать… в грязи. Это немыслимо! Невозможно!

Рамзи тяжело вздохнул, потом вновь заговорил:

– Я собирался не спать, а дежурить, охранять вас. И знаешь, после того что я заставил тебя испытать, грязь – именно то, что я заслуживаю.

– Неужели ты не понимаешь? – Сесилия отстранилась и заглянула ему в лицо. – Твоя жестокость – это не имеет значения. Ведь всякий раз, когда возникала необходимость, ты оказывался рядом со мной, помогал, снимал тяжкий груз с моих плеч. Ты даже не представляешь, что все это значит для меня.

По‑прежнему глядя в глаза огромного шотландца, Сесилия увидела, как эти глаза, прежде казавшиеся кусочками льда, вдруг растаяли, превратившись в глубокие небесно‑голубые озера, которые он поспешил скрыть и отвернулся.

– Ты на меня за весь день ни разу не посмотрел по‑настоящему. – Сесилия взяла его лицо в ладони и попыталась снова заглянуть ему в глаза.

– Нет, Сесилия, нет. – Рамзи не поддавался. – Не надо. Только не сейчас.

– Я все еще вызываю у тебя отвращение? – с вызовом спросила она. Я тебя не понимаю. Иногда ты смотришь на меня точно так же, как в ту ночь, когда поцеловал меня, смотришь так, будто я – исключительная… вполне достойная женщина. А иногда… я вижу бурю в твоих глазах, а еще гнев, ненависть и…

– Нет, ты не можешь так думать. – Рамзи вскинул руку, словно пытаясь прикрыть ей рот, но лишь с бесконечной нежностью провел костяшками пальцев по синяку на ее лице. – Знаешь, когда я смотрю на тебя, мне хочется вернуть к жизни того негодяя, который сделал это, чтобы снова и снова его убивать. Только на этот раз очень медленно. Именно этот гнев ты могла заметить в моих глазах. Синяк на твоем лице – это открытая рана в моей душе. Мне больно на него смотреть.

Ошеломленная страстностью его слов и нежностью объятий, Сесилия лишилась дара речи. Еще несколько мгновений она стояла, прижавшись к нему, наслаждаясь ощущениями, вызванными его прикосновениями.