Феромон дикого альфы окутал её в плотный кокон. Ноги стали ватными, и она всё больше обмякала в его руках.

– Чувствуешь, как будет? – шепнул он.

Губы у Оксаны горели, а шевелиться она всё ещё не могла, да и говорить тоже. Она почти теряла сознание.

– Всё будет по-моему.

Роман чувствовал, как омега в его руках буквально тает, а ведь он использовал свой феромон в малой дозе. Совершенно не устойчивая. И как она собралась штурмовать олимп клановых альф с такой откровенной реакцией.

Максимов сглотнул.

Его реакция была ещё хреновей. В голову раскаленным жалом бил её запах. Мягкий, сладковатый, молочный. Невинный, как у ребёнка.

Роман как ненормальный водил носом по её оголенной шее. Совсем сумасшедшая, оголять её так. Делать столь доступной, когда любой альфа может коснуться её языком.

Мысли возникли гораздо медленней, чем сработали инстинкты. Он давно уже вылизывал нежную кожу омеги, слыша её тихие вздохи.

Максимов всю неделю думал, что реально сходит с ума. Оксана ощущалась повсюду. И голод по ней стал безумно мучительным. Он пытался забыться, навестил знакомые клубы, но даже и часа там находиться не мог. Не те запахи. Не то, что хочется.

А дома ждала адская пытка.

И Роман сам не знал, что за нелёгкая погнала его домой в тот час, когда его здесь быть не должно. Он и не забыл ничего, и вроде  ничего ему было не нужно. Но, похоже, не зря.

Когда её увидел, даже смешно стало. Она стояла на табуретке и протирала что-то с таким серьезным видом, будто увлечена занятием. Дурацкая косынка, подвязанная на затылке, удерживала пышные волосы, открывая белоснежную кожу, плавный изгиб, место для метки.

У Максимова рот наполнился слюной от желания вцепиться омеге в шею зубами. Пометить.

Именно. Роман предельно четко осознал, что эту омегу он хочет и пометить, и оплодотворить.

Оксана сопротивлялась вяло, скорее больше для проформы. Или что это могло означать, когда ладонь упёрлась в его плечо и тут же съехала, что сделало её ещё ближе к нему.

Да куда уж ближе.

– Роман Евгеньевич? – послышался учтивый безэмоциональный голос Игоря снаружи.

Он не входил.

И правильно делал, у Романа едва хватало сил себя сдерживать – постороннего рядом со своей добычей он бы не потерпел.