Кем мы можем быть = кем нам следует быть, и это звучит куда лучше, чем следует быть. Заметьте, что если бы мы занимались описанием и опирались на опыт, тогда слово следует было бы совершенно не к месту, как если бы мы спросили о цветах или животных, какими им следует быть. Какую смысловую нагрузку несет здесь слово следует? Кем следует стать котенку? Ответ на этот вопрос и то, как он поставлен, будут звучать подобным образом и в отношении детей.
Можно высказать это еще более определенным образом, поскольку сегодня у нас есть возможность установить, кем является личность в конкретный момент времени и кем она может быть. Всем нам известен тот факт, что структура личности предполагает наличие уровней. Уровень сознательного и уровень бессознательного сосуществуют, хотя и могут при этом находиться в противоречии друг с другом. Один существует (в одном смысле); другой тоже существует (в другом, более глубоком смысле) и может однажды выйти на поверхность, стать сознательным и начать существование в этом смысле.
При такой системе взглядов вы можете понять, что люди, ведущие себя скверно, в глубине души могут быть любящими. Если им удается реализовать эту свойственную всему биологическому виду потенциальную возможность, они становятся более здоровыми людьми и в этом, конкретном, смысле приближаются к норме.
Важное отличие человека от других живых существ состоит в том, что его потребности, предпочтения и остатки инстинктов слабы, а не сильны, противоречивы, а не однозначны, они оставляют место для сомнений, неопределенности, конфликта, они очень легко перекрываются и игнорируются культурой, научением, предпочтениями других людей. Мы так привыкли на протяжении веков считать инстинкты однозначными, очевидными, устойчивыми и мощными (какими они и являются у животных), что даже не могли себе представить возможность существования слабых инстинктов.
Мы действительно обладаем естеством, за которым стоит неопределенная структура подобных инстинктам склонностей и способностей, но познать ее в себе – великое и трудное достижение. Быть естественными и спонтанными, знать, что мы собой представляем и чего на самом деле хотим, – это высшее достижение, которое требует многих лет мужества и упорного труда.
Врожденные качества человеческой натуры
Давайте подведем некоторые итоги. Было высказано мнение, что внутреннюю природу человека определяют не только анатомия и физиология, но также его самые основные потребности, желания и психические способности. Кроме того, внутренняя природа, как правило, остается неявной и неочевидной, она скорее является скрытой и не до конца реализованной, слабой, а не сильной.
Но как же мы можем узнать, что данные потребности и определяемые конституцией потенциальные возможности представляют собой внутренний замысел? Из 12 пунктов, перечисляющих свидетельства и методы обнаружения, приведенных в главе 4 (см. также Maslow, 1965a), мы упомянем теперь только четыре наиболее важных. Во-первых, фрустрация этих потребностей и способностей приводит к психопатологии, т. е. делает человека больным. Во-вторых, их удовлетворение носит здоровый характер, в то время как удовлетворение невротических потребностей таковым не является. Таким образом, оно делает людей лучше и здоровее. В-третьих, эти потребности спонтанно проявляются в условиях свободы выбора. В-четвертых, они доступны для непосредственного изучения у относительно здоровых людей.
Если мы захотим установить отличие базовых потребностей от не базовых, нам будет недостаточно самонаблюдения за осознанными потребностями или описания подсознательных потребностей, поскольку феноменологически невротические потребности и врожденные потребности могут представляться весьма похожими друг на друга. И те и другие требуют удовлетворения, стараются завладеть сознанием и их доступные наблюдению проявления не настолько отличаются друг от друга, чтобы позволить наблюдателю различить их, за исключением разве что ситуации, когда человек перед смертью оглядывается на прожитую жизнь (как Иван Ильич в произведении Толстого) или в моменты инсайта.
Очевидно, что нам нужна другая внешняя переменная, с помощью которой мы могли бы обнаружить определенное соотношение. На самом деле такой переменной является континуум невроз – здоровье. Теперь мы совершенно уверены в том, что отвратительные проявления агрессивности по своей сути скорее реактивные, нежели базовые, скорее результат, нежели причина, поскольку по мере того, как недоброжелательный человек выздоравливает в процессе психотерапии, он становится менее злобным; и по мере того, как здоровый человек заболевает, он проявляет большую враждебность, большее раздражение и большую злобность.
Кроме того, нам известно, что удовлетворение невротических потребностей не ведет к здоровью, в отличие от удовлетворения врожденных базовых потребностей. Если мы дадим страдающему неврозом, который жаждет власти, всю власть, к которой он стремится, это не излечит его от невроза и, возможно, даже не удовлетворит его невротическую потребность властвовать. Как его ни насыщай, он остается голодным (поскольку на самом деле он ищет совсем иного). Удовлетворение или подавление невротических потребностей практически не сказывается на состоянии здоровья.
Когда речь идет о базовых потребностях, таких как потребность в любви или безопасности, дело обстоит совершенно иначе. Их удовлетворение оказывает несомненное влияние на состояние здоровья, их насыщение действительно возможно, их фрустрация на самом деле вызывает болезнь.
То же самое можно сказать и о потенциальных возможностях личности, таких как интеллект или устойчивая склонность к определенной деятельности. (В данном случае мы располагаем только клиническими данными.) Такая склонность проявляется как влечение, которое требует реализации. Удовлетворив его, человек будет развиваться нормально; в случае же его подавления и блокирования у человека начинают возникать разного рода странные проблемы, многие из которых пока еще не слишком понятны.
Наиболее очевидным методом исследования является непосредственное изучение тех людей, которые действительно здоровы. У нас достаточно знаний, чтобы выбрать относительно здоровых людей. Разумеется, совершенных объектов изучения не существует, но ведь мы считаем, что сможем больше узнать о природе, например, радия, когда он находится в относительно концентрированном состоянии, чем когда концентрация его невысока.
Исследование, описанное в главе 11, доказало возможность того, что ученый мог бы исследовать и описывать соответствие норме в смысле совершенства, безупречности, идеального здоровья и реализации возможностей человека.
Разграничение между врожденным и случайным
Наиболее глубоко изученным примером внутреннего предназначения является потребность в любви. С ее помощью мы можем проиллюстрировать все четыре метода, упомянутые выше, которые используются для разграничения между врожденным и универсальным для человеческой природы и случайным и локальным в ней.
1. Практически всеми психотерапевтами установлено, что, когда мы определяем момент появления невроза, мы очень часто обнаруживаем дефицит любви в раннем детстве. Несколько исследований полуэкспериментального характера подтвердили, что для маленьких детей и младенцев полное отсутствие любви представляет собой настолько серьезную опасность, что может представлять угрозу самой жизни. Таким образом, депривация любви ведет к заболеванию.
2. Данные заболевания, если они не заходят так далеко, что принимают необратимый характер, можно вылечить, особенно в раннем детстве, посредством любви, ласки и сердечного отношения. Даже в процессе психотерапии взрослых и при анализе более серьезных случаев есть причины полагать, что одним из результатов психотерапии является то, что она дает пациенту возможность принять и воспользоваться целительной силой любви. Кроме того, существует масса свидетельств, подтверждающих взаимосвязь между детством, наполненным любовью, и здоровьем взрослого человека. Эти данные подтверждают вывод о том, что любовь – базовая потребность для здорового развития человека.
3. При условии свободного выбора дети, если они не испорчены и не исковерканы, предпочитают любовь ее отсутствию. Мы не проводили экспериментов, которые могли бы подтвердить этот факт, но в нашем распоряжении огромное количество клинических и некоторые этнологические данные, свидетельствующие в пользу этого вывода. Повсеместно наблюдается, что дети предпочитают любящего учителя, родителя, друга враждебному или холодному учителю, родителю или другу, что иллюстрирует наше утверждение. Плач маленьких детей говорит нам о том, что они предпочитают любовь ее отсутствию. Примером могут служить жители острова Бали. Взрослый на Бали не нуждается в любви в той степени, в какой в ней нуждается взрослый американец. Детей на острове при помощи мучительных переживаний приучают не просить любви и не ждать ее. Но такое обучение им не нравится; дети горько плачут, когда их учат не просить любви.