– Почему же? – поинтересовался он.

– Потому что он хочет, чтобы мы нашли его. Это значит, что он не осознает реальной угрозы и последствий. Тоже самое с фразой «мне столько нужно показать вам, стольким поделиться». Мне это не по душе, но он явно хочет сказать, что эти два тела – не конец. Это должно заставить нас задуматься… что именно он собирается показать?

Коннелли уставился на письмо и тяжело задышал, то сжимая, то разжимая кулаки. Он медленно оглядел присутствующих и по выражению его лица Эйвери поняла, что он прикладывает немало усилий, чтобы сохранять спокойствие.

– Вы могли бы дать нам с Эйвери минутку? – обратился он к присутствующим.

Финли, Эми и О’Мэлли спешно покинули кабинет. Она обратила внимание, что Финли бросил на нее взгляд, полный сочувствия.

Как только дверь закрылась, Блэк уселась на стул перед Коннелли. Она ожидала, что в любой момент он начнет орать, но, вместо этого, голос его был на удивление спокойным. Однако, она ощутила неимоверную ярость в его тоне.

– Ты говорила с Рамиресом? – спросил он. – Знаешь, где он сейчас?

– Нет, без понятия.

– Что ж, видимо, потому, что ты решила забить на работу и заняться личными делами, он сейчас как раз общается с родителями Ленц. Он взял на себя твою обязанность. А теперь… Не хочешь поделиться, чем ты думала сегодня утром?

– Честно говоря, моя дочь нуждалась во мне. И поскольку расследование пока зашло в тупик, я решила, что полтора часа, проведенные с дочерью, не сильно отразятся на работе.

– И ты посчитала, что семья Ленц не даст тебе никакой важной информации?

– Конечно же, это не так, – ответила Эйвери, начиная злиться. – Но я также в курсе, что Софи Ленц было всего девятнадцать, когда ее убили. Столько же лет и моей дочери. Поэтому, знаешь… Я поняла, что общение с Роуз для меня приоритетно. Она нуждалась во мне… И это большая редкость. Кроме того, ты прекрасно осведомлен, что Ленцы вряд ли предоставят ценную информацию. Они жили в Нью-Йорке, пока их дочь училась в колледже. Нельзя сказать, что они были особо близки.

– Смотри… В данной ситуации ничего критичного не произошло, – вздохнул Коннелли, откинувшись на спинку кресла. – У меня трое детей. Не знала? Двое учатся в колледже и еще один – выпускник средней школы. Я понимаю все. Правда понимаю. Но такие опрометчивые поступки должны прекратиться, если ты серьезно хочешь повышения до звания сержанта. Черт, да ты могла просто позвонить и сообщить, что тебе нужно отлучиться.

Эйвери не собиралась извиняться. Она была уверена, что и самому Коннелли этого не требовалось. Он лишь хотел удостовериться, что она понимает, что он пытается ей донести.

– Я поняла, – ответила она. – Теперь… Это письмо… Я полагаю, что его также отправили во все СМИ, как и предыдущее?

– О, да. Все становится лишь хуже. Два письма… Два тела. Он выставляет нас идиотами.

– От криминалистов пока нет информации по поводу старого письма?

– Ничего, – ответил Дилан. – Я попросил их взглянуть на конверт, в котором оно поступило. Само письмо передам им, когда мы закончим разговор.

Эйвери снова уставилась на лист с текстом, когда кто-то постучал в дверь. В проеме появилась голова Рамиреса.

– Тут безопасно? – пошутил он.