В мае 1839 г. на устоях Аничкова моста установили бронзовые скульптуры «Укротителей коней», изваянные П.К. Клодтом.
Петр Карлович родился 24 мая 1805 г. в Санкт-Петербурге, в немецкой семье баронов Клодт фон Юргенсбург. Закончил Артиллерийское училище юнкером, но сразу вышел в отставку «за болезнью» и стал вольнослушателем Академии художеств.
Еще в Юнкерском училище юный барон Клодт увлекся изображением животных, прежде всего лошадей. В Академии его учителями стали ректор, замечательный скульптор И.П. Мартос, а также мастера скульптуры С.И. Гальберг и Б.И. Орловский. Вскоре маленькие статуэтки коней и кавалеристов, отлитые по моделям Клодта, вошли в моду в высшем свете, одна из них даже украсила письменный стол Николая I. В 1833 г. 28-летний юноша получил первый крупный заказ от правительства — шесть коней, запряженных в колесницу богини славы, на Нарвских воротах. Торжественное открытие памятника состоялось 18 августа 1834 г. Как отмечалось в 1848 г. в «Иллюстрации»: «…Почти непостижимо, как возможно было непривычному, неопытному, занимавшемуся тонкими, миниатюрно-совершенными работами, не растеряться в колоссальности размеров монументальных коней, не быть измяту этим шестериком? Барон вышел победителем».
Украсить Аничков мост скульптурами предложил сам Петр Карлович. Первоначально две скульптуры предназначались для пристани набережной Невы у Адмиралтейского бульвара, позже решено поместить их на Аничков мост, и Клодт создал еще две оригинальные скульптурные группы на ту же тему. Получился своеобразный кинофильм, застывший в бронзе, прославляющий разум и силу человека, укрощающего воплощение природы — свободолюбивого и непокорного коня. Моментально родилась легенда, что этот человек — юный Александр Македонский, укротивший коня Буцефала. Это история была хорошо известна всем образованным петербуржцам из гимназического курса. Вот как рассказывает ее Плутарх: «Фессалиец Филоник привел Филиппу Буцефала, предлагая продать его за тринадцать талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле. Буцефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Буцефала, считая, что объездить его невозможно. Тогда присутствовавший при этом Александр сказал: „Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его“. Филипп сперва промолчал, но когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал: „Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем“. — „С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой“, — ответил Александр. „А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость?“ — спросил Филипп. „Клянусь Зевсом, — сказал Александр, — я заплачу то, что стоит конь!“ Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к коню, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: по-видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что Буцефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня. Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Буцефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Буцефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал: „Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!“».
Но на самом деле, глядя на скульптуры Клодта, мы видим совсем другую историю: юноша схватил коня за повод, конь взвился на дыбы и бросил юношу на землю, но юноша уперся коленом о землю и, сильно натянув повод, принудил коня опуститься. И в последнем «кадре» юноша ведет смирившегося коня под уздцы. Общей осталась только идея: воля и разум человека способны победить силу, намного превышающую его силы. Причем Александр из рассказа Плутарха побеждает, прежде всего, за счет разума, а герой Клодта — за счет воли и физической силы (того требовали законы художественной выразительности, в скульптуре сложно было бы изобразить наблюдательность и хитроумие Александра.) Возможно, идея, которой проникнуты эти скульптурные группы, очень импонировала Николаю I, также делавшему ставку на силу и волю в своем противоборстве с внутренними и внешними врагами.
После смерти руководителя Литейного двора Императорской Академии художеств В.П. Екимова его место занял Клодт, использовав здесь знания и навыки, приобретенные в Артиллерийском училище. Именно под его руководством проходила отливка двух последних скульптур.
Копии двух скульптурных групп: «Конь с идущим рядом юношей», и парной ей: «Юноша, решительно схвативший коня под уздцы», — Николай I подарил прусскому королю Фридриху Вильгельму IV Их установили у главных ворот Королевского дворца в Берлине. По словам очевидцев, эти скульптуры «произвели такой всеобщий восторг, какого подобного никогда не было, и редко что возбуждало». Прусское правительство отблагодарило художника, его пригласили во дворец Сан-Суси, где он пожалован «от Его Королевского Величества кавалером ордена Красного Орла III степени».
Еще одна копия с этих изваяний подарена королю Обеих Сицилий Фердинанду II в благодарность за гостеприимство, оказанной императрице Александре Федоровне во время ее путешествия по Италии в 1846 г. В Неаполе они заняли место около Королевского дворца. Король Неаполитанский наградил скульптора орденом Св. Фердинанда.
Мост для движения открыли 20 ноября 1841 г., а 1 апреля 1843 г. барон Клодт «за отличное исполнение конных групп, сделанных им вновь для Аничкова моста, Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Св. Анны III степени».
Позже, уже при Александре II, Петр Карлович исполнил статую Николая I, поставленную на Исаакиевской площади, и памятник Ивану Андреевичу Крылову в Летнем саду.
Он руководил отливкой в бронзе таких известных монументальных произведений, как памятник Петру I в Кронштадте (1841 г.; по модели Н. Жака), памятник Н.М. Карамзину в Симбирске (1845 г.; по модели, исполненной по эскизу С.И. Гальберга А.А. Ивановым, К.М. Климченко, Н.А. Рамазановым, П.А. Ставассером), памятник Г.Р. Державину в Казани (1847 г.; по модели, выполненной Н.А. Рамазановым по эскизу С.И. Гальберга), Св. Князю Владимиру в Киеве (1853 г.; по модели В.И. Демут-Малиновского), атаману М.И. Платову в Новочеркасске (1853 г.; по модели Н.А. Токарева).
Еще с 1843 г. начали замечать нарастающую деформацию кирпичного свода моста. Причиной ее стали вовсе не тяжелые конные статуи, а, вероятнее всего, недостатки кладки моста. 9 октября 1902 г. его состояние было признано аварийным. Капитальный ремонт на мосту провели в 1906–1908 гг. под руководством архитектора П.В. Щусева, мост буквально перестроили — секция за секцией.
Во время блокады Ленинграда мост сильно пострадал от прямого попадания бомбы. Но конные группы закопали во дворе Аничкова дворца, и они уцелели. Еще до окончания войны его восстановили, а конные статуи возвращены на место накануне 1 мая 1945 г. В 2000 и 2008 гг. проводилась реставрация бронзовых конных групп.
Хорошо знакомый нам Зеленый, или Полицейский, мост, переброшенный через Мойку в створе Невского проспекта, также изменил свой облик в начале XIX в., когда эта магистраль превратилась в главную «витрину» Петербурга. Мы уже знаем, что новый чугунный мост построили по проекту архитектора Гесте.
Тротуары нового моста выложили гранитной плиткой. Литые чугунные ограждения повторяли рисунок перил набережной Мойки. Гранитные обелиски у въезда на мост увенчаны золотыми шарами. Подобные обелиски установлены и на других мостах города, например: на Красном, на Поцелуевом и т. д. Позже их превратили в торшеры фонарей.
В 1842 г. по проекту ученика Бетанкура генерал-лейтенанта Корпуса инженеров путей сообщения Андрея Даниловича Готмана, его расширили, вынеся тротуар на консоли. При этом установили гранитные парапеты, а фонари на гранитных обелисках заменили новыми — с высокими литыми чугунными колоннами, которые стояли теперь на квадратных гранитных тумбах. Мостовая была покрыта кубиками асфальта и стала первой асфальтированной мостовой в Петербурге.
Движение по Невскому проспекту непрерывно возрастало, и в конце века снова потребовалась расширить мост. В Городскую думу стали поступать различные проекты. Автор одного из них, купец 1-й гильдии сахарозаводчик Г. Молво, предложил расширить мост за свой счет с тем условием, что ему отдадут его в эксплуатацию на 37 лет и позволят соорудить по краям моста лавки и… общественные уборные. Доходами от этих мест Молво собирался покрыть расходы на его строительство. Разумеется, этот проект отклонили, и Полицейский мост так и не стал подобием средневековых мостов Франции, Италии и Германии. Молво пришлось удовольствоваться тем, что его именем, начиная с 1841 г., называли мост через Екатерингофку, поблизости от его дачи.
Проект перестройки моста Дума одобрила в 1904 г. Перестройка моста велась в 1904–1907 гг., а его новое оформление создал уже знакомый нам Лев Ильин. Он украсил мост фонарями в стиле модерн — легкими, похожими на длинноногих журавлей с изогнутыми шеями, блестящими позолотой. По мосту проложили трамвайные пути. В 1961 г. фонари были отреставрированы, и теперь мы можем видеть их такими, какими их задумывал Ильин.