Книги

Моссад. История лучшей в мире разведки

22
18
20
22
24
26
28
30

К этому добавляется совершенное, естественное владение важными мелочами, на которых проваливается огромное число агентов крупных разведок, — манерой одеваться и вести себя в данной социальной среде, безукоризненное (неакадемическое, не закрепленное специальными тренировками, а органическое для рес-пондируемого социального слоя) знание страны, ее истории, географии и культуры.

Большое значение имеет и владение языком, на том уровне, что, как известно, многие евреи в диаспоре становились дикторами, артистами, логопедами — причем это всегда предполагало владение не только «нормативным» языком, но и диалектами. Совершенно естественно в диаспоре владение несколькими языками.

Получается так, что в среде эмигрировавших в Израиль всегда можно найти нескольких человек, которые потенциально чрезвычайно пригодны для работы в той или иной стране и при соблюдении определенных условий готовы в кратчайший срок безукоризненно внедриться. Кроме того, кадровый резерв с годами сохраняется — скажем, двенадцатилетний мальчик, вывезенный родителями из Чехии, со временем (при прочих условиях) способен вернуться если не в свою родную Прагу, то, скажем, в Брно под другим именем и прекрасно работать — но уже не только на оружейную промышленность этой страны.

И совершенно естественно, что «потенциальных агентов» полным-полно и в диаспоре, среди тех, кто пока еще не решил переселиться в Землю Обетованную, — и они, опять же при соблюдении определенных условий, могут выполнять задания в «своей» стране или в близком этнокультурном регионе.

В этом отношении работать в области агентурной разведки «Моссаду» было намного легче, чем кому-либо другому. Сильнейшие разведки мира достигали наибольших успехов в результате использования агентов очень долгого, растянутого порой на десятилетия, внедрения, причем «отсев» тех, кто пытался вжиться в чужую национальность и чужую этнокультурную среду, всегда был достаточно высок. В ряде случаев же срок внедрения израильских агентов был намного короче, порою ограничивался несколькими днями.

Кроме того, очень широко использовался принцип двойного или даже тройного перекрытия легенд — скажем, агент мог работать в Бельгии, выдавая себя за выходца из Южной Франции, хотя языковые и поведенческие навыки были им приобретены в детстве, проведенном в многоязычном квартале города в Северной Италии.

Удачно работали легенды иностранца, представителя какой-нибудь «нейтральной» страны — скажем, канадского или датского бизнесмена или специалиста, — для работы в арабской или африканской стране.

Важно так же, что в целом ряде стран, не слишком пораженных антисемитизмом и ксенофобией, не требовалось создания легенды нееврея, — а следовательно, не стоял так остро вопрос внешности и языка (или акцента)[44].

Есть еще один очень важный и очень сложный момент, особенно актуальный в последние десятилетия, когда кризис идеологии, о котором прежде говорили лишь немногие проницательные социологи, очевидно совершился. Речь идет о мотивации.

Автор вполне разделяет тезис о том, что в первой четверти века важнейшим мотивом драматической и героической работы сотен разведчиков из разных стран мира была глубокая и искренняя приверженность коммунистическим или же, напротив, антикоммунистическим идеалам.

Более чем убедительным представляется положение о том, что своеобразный комплекс идей «фашизма» и «большевизма» дал к середине века серьезную мотивацию к действиям разведчиков — и это было еще усилено военной обстановкой.

Патриотические настроения в немалой степени мотивировали разведработу представителей демократических стран; этому способствовала и значительная напряженность периода «холодной войны».

Совершенно очевидно для всякого, мало-мальски знакомого с историей, что серьезным и постоянно действующим мотивом была религиозность; долгие времена считалось, что некоторые церковные институты (например, орден иезуитов) являлись лучшими шпионскими организациями.

Прочие мотивы традиционно считаются общечеловеческими — авантюризм и театрально-игровое начало, власто- и корыстолюбие, и так — до неадекватной самооценки.

Но идеологические и патриотические мотивы в нашу эпоху глобального кризиса идеологий, равно как «обычные» факторы — постоянно присущи, постоянно определяют мотивацию большинства израильских агентов, и «шпионы Сиона», в отличие от представителей разведок большинства прочих стран, пока не подвержены особой эрозии духа. В силе мотивировки — важный фактор успехов агентуры.

Немалое значение в успехе агентурной работы имело и то, что жизненно важные вопросы связи, организационного и информационного обеспечения могли решаться и решались не столько путем дополнительного внедрения спецагентов, сколько использования (бывало, что практически «втемную) представителей диаспоры.

Здесь было, правда, большое ограничение. Использование для разведывательной, а уж тем более для диверсионной работы и саботажа представителей диаспоры могло привести и приводило к всплескам антисемитизма в некоторых странах и в конечном итоге оборачивалось страданиями и жертвами сотен и тысяч ни в чем не повинных людей, большими трудностями в дальнейшей деятельности, что порою значительно превышало ту относительную и специфическую «пользу», которую приносила первичная разведывательная операция.

Реальным и болезненным примером служит самый громкий шпионский скандал в истории Израиля — целая серия провалов и попыток скрыть их, — который известен как «дело Лавона», по имени министра обороны Пинхаса Лавона, которому этот скандал стоил должности. Из-за недостаточного учета жизненных интересов египетской диаспоры специальная операция принесла в конечном итоге гораздо больше вреда, чем «пользы».

Живущему в стеклянном доме нельзя швыряться камнями…

…Египет, как самая крупная арабская страна и близкий сосед Израиля, представлял первостепенный интерес и являл собой весьма плодотворное поле деятельности для военной разведки. «Отдел особых поручений», отделение «Шерут Модиин», ведающее делами проведения спецопераций и работой с агентурой, известное как «подразделение 131», спланировал большую разведывательную операцию, которая началась с отправки в Каир в мае 1951 года Аврахама Дара.

Дар в совершенстве владел английским языком и имел опыт оперативной работы в «Алии-Бет». Во время войны 1948 года он был в отряде «Палмах» и с точки зрения спецслужб был вполне надежным человеком; но, как оказалось, он не выделялся ни тактическим разведывательным, мастерством, ни аналитическими способностями и не обладал качествами лидера — хотя нельзя отрицать, что это оказался не худший и не самый удачливый израильский разведчик и последующая (хотя менее ответственная, если так вообще можно сказать об агентурных операциях) работа не вызывала особых сомнений в его профессионализме.