Буквально за пару часов мы согласовали все детали и подписанный замдиректором и скреплённый печатью института экземпляр договора был запечатан в конверт для отправки в хозуправления НКВД. Последнее слово опять вызвало приступ уныния у Ершовой.

— Зинаида Васильевна, у вас всё в порядке? — Спрашиваю её на выходе из кабинета, когда мы втроём собрались пообедать в местной столовой.

— У меня мужа два дня назад отстранили от службы, — голос замдиректора не дрогнул. — вчера отменили мою командировку во Францию, а сегодня подумала когда увидела вас, что его арестовали и пришли уже за мной.

"А кто у нас муж"?

— Андрей Филиппов, — читает мои мысли Ершова. — прокурор Москвы и московской области. Бывший…

"Понятно…. Ежов и компания начали убирать тех, кто может ограничить им свободу действий. Хотя почему я так решил? Что у талантливой учёной не может быть мужа троцкиста? Или прокурор Москвы не может быть заговорщиком"?

— Я сейчас позвонила домой, — продолжает она разочарованно. — муж получил назначение на Урал помощником районного прокурора.

— Советую вам немедленно развестись с мужем. — Ершова от неожиданности останавливается на пороге просторной столовой.

— Да как вы можете такое предлагать, — задыхается она от возмущения. — а как же дочка?

— Поверьте, Зинаида Васильевна, мой совет не настолько плох как вам кажется. Заходите, пожалуйста. — Занимаем столик у окна просторной столовой в отдалении от других. — Сейчас вашему мужу больше поможет не ваша поддержка, а уверенность, что его возможное наказание не повлияет на судьбу жены и ребёнка.

— Неужели это возможно? — хором спрашивают мои собеседники.

— По закону- да, это возможно. Конечно, это зависит от статьи обвинения, но повторяю это возможно. Спросите у мужа, он лучше знает. К тому же, если вы будете разведены у недобросовестного следователя не будет возможности шантажировать его семьёй.

— Но мужа не арестовали, — почти выкрикивает Ершова. — лишь понизили в должности. На её голос повернулось несколько голов.

— Ну так и я не предлагаю вам бросать его, — понижаю я голос. — или вашему мужу прекращать любить вас и дочь, это просто формальный шаг предосторожности. Подавальшица приносит большой поднос и начинает выставлять на стол тарелки с нашим обедом. Возникшая пауза в разговоре помогает Ершовой обдумать ситуацию.

— Хорошо, я передам ему ваши слова… — она машинально помешивает ложкой дымящийся борщ.

— Только не при свидетелях и не в комнате с телефоном. — С жадностью отправляю в рот выловленный в тарелке кусочек мяса.

Мои сотрапезники удивленно поднимают глаза.

— И вообще, Зинаида Васильевна, — игнорирую их невербальный вопрос. — вы- руководитель института. На вас смотрят люди, причём не только сочувствуствующие вам. Не забывайте демонстрировать свою власть и уверенность в светлом будущем (тень улыбки появилась на её лице), так чтоб у недоброжелателя, почуявшего удобный момент, и уже готового обмакнуть перо в чернила для написания доноса, при виде вас такое желание отпало.

"Смотрит на меня с надеждой… нет, если по каждому поводу обращаться к Кирову, он, кстати, очень не любит когда лезут в его дела поэтому и сам с большой неохотой вмешивается в чужие, то назавтра "ходоки" прохода мне не дадут. Да и Курчатов, по сути, такой же "ходок"".

— А зачем вы собирались ехать во Францию? — Подвигаю физиков к разговору "об них самих".