— Ну, вздрогнули. — Хозяин дома, босой, в нижней рубахе и синих галифе, чокнулся стеклянной гранёной рюмкой-лафитником с гостями и залпом, не морщась, выпил до дна.

В просторной жарко натопленной гостиной в углу за небольшим журнальным столиком сидели трое: нарком внутренних дел, начальник ГУГБ Фриновский и начальник Секретариата НКВД Шапиро. Сидели в углу за столиком, хотя в центре комнаты присутствовал длинный обеденыый стол; пили и закусывали из дешёвой посуды, хотя посудный шкаф-горка блистал хрусталём и фарфором; говорили вполголоса, как прислуга в ожидании приезда хозяев.

— Хороша, — крякает от удовольствия глава госбезопасности и поворачивается к последнему. — где достал?

Шапиро с обречённым видом сделал неполный глоток, поперхнулся и начал судорожно кашлять. Собутыльники с весёлым сочуствием принялись лупить его по спине.

— Родственник… с первого спиртзавода… привёз, — хрипит он. — с этого года будут выпускать: "Московская особая" двойной очистки. Видишь белым сургучём закупорена.

Ежов берёт в руки бутылку и рассматривает бело-зелёную этикетку.

— Ты закусывай, Исак, — Фриновский заботливо насаживает на вилку кусок, очищенной от костей, селёдки, сочащейся жиром, и суёт её ему в рот. — это соловецкая, бывал на Соловках? Шапиро уклоняется от вилки и рукой смахивает свою рюмку со стола, которая разбивается о пустую бутылку, валяющуюся под ногами.

— Не хочет… — в голос смеются Ежов и Фриновский.

— Не хочу, — неожиданно твёрдо подтверждает он. — Николай Иваныч, ко мне снова подходил бывший секретарь Косиора (член Политбюро, первый секретарь ЦК КПУ), передал просьбу Станислава Викентьевича о встрече.

— Скоро все они будут у меня сосать… — самодовольно улыбается Ежов, расправляя свои плечики. — и члены, и кандидаты.

— Понимаете, Николай Иванович, — страдальчески закатывает глаза Шапиро. — надо с первыми секретарями поддерживать хорошие отношения. Вместе они- сила. Знаете, что он мне рассказал? На недавнем пленуме ЦК Украины Киров потребовал тайных выборов в ЦК, а пленум решил по своему: будки для голосования они построили, но голосовали в открытую, поднятием рук. Не побоялись. Вы понимаете, что это значит? На следующем пленуме ЦК может быть переизбрано Политбюро.

— Пусть они сначала до Москвы доедут, голосовальщики эти… — зло скривился Ежов.

— Ну ты и дурак, Иваныч, — взрывается Фриновский, его шрам на правой щеке ярко белеет на фоне красного лица. — ты, бл…, что не понимаешь? Хозяин тебя не в грошь не ставит, посмотри вокруг: твоя дача как у нищего, я не сравниваюсь с Молотовым, но, вон, даже у Будённого с Демьяном Бедным дома больше. Твоя дача- это дом для помещичьей прислуги. Понятно тебе за кого тебя считают, а ты- нарком! Да он тебя выкинет тебя на помойку на следующий же день как ты всех его врагов передушишь. А за тобой и нас!

— Михаил Петрович прав, — не даёт ответить Ежову Шапиро. — нельзя нам все яйца в одну корзину класть. Что от нас требуется? В решающий момент подчиниться решению большинства в ЦК? Но за это мы много чего можем потребовать.

— Всё что вы тут говорили, — Нарком стукнул по столу кулаком, обвёл трезвым взглядом собутыльников и подмигнул. — наплевать и забыть. Слушайте чего я командовать буду: Косиорова секретаря пошли на х*, верить ему нельзя ни на грош. Эдак уже завтра на помойке окажешься. Разговаривать будете только с теми на кого я покажу. Ясно?

Фриновский с Шапиро согласно кивнули головами.

— То-то же! Неси ещё бутылку. — Ежов поднимается на ноги. — А-а, ногу порезал. Шапира, чтоб тебя!

"Не так всё просто выходит, как думалось вначале"…

Пришлось переделывать не только приёмник, но и передатчик: в чёрно-белом режиме передавать в линию лишь два уровня, соответствующих нулю и единице. Это сильно упростило приёмное устройство. Для режима фотографий остановился на восьми градациях серого, что дало сносное качество изображения и позволило впихнуть мои шестнадцать дополнительных пентодов в просторную тумбу бильд-аппарата.

"Три тридцать утра… Схожу-ка я в круглосуточный буфет на первом этаже, выпью чаю".