– Панове, як бога кохам, так больше продолжаться не может! Князь окончательно попал под влияние проклятого схизматика! – возбужденным, визгливым голосом выкрикивал он, стиснув пухлые кулачки. – Мало того, что по наущению московита мы побросали в лагере перед Днепром часть имущества…

– Вообще-то, справедливости ради надо признать, что это был дельный совет! – вмешался пан Груховский. Не потому, что чувствовал хоть что-то доброе к московиту, а просто не устоял перед возможностью уязвить давнего соперника, ткнув его носом в ошибку. – Ведь именно благодаря этому мы выиграли несколько драгоценных часов. Тех самых часов, которые, возможно, спасли всех присутствующих, включая ясновельможного пана! – Груховский с медовой улыбкой склонил голову в сторону Качиньского. – Согласитесь, что сохраненная жизнь куда ценнее оставленного в лагере добра.

– Поистине так! – перекрестился иезуит Микульский.

Беджиховский свирепо шмыгнул носом, вполголоса помянув нехорошими словами и московита, и мать его московитскую, и бабку… Ему до сих пор невыносимо жаль было большого сундука с отрезами тканей, бельем и посудой, коим пришлось пожертвовать. Будь проклятый схизматик умнее, наверняка придумал бы способ, чтобы и к Днепру вовремя успеть, и имущество благородных шляхтичей сохранить!

– Пан находится в присутствии духовной особы! – упрекнул его иезуит. Но как-то сдержанно, неубедительно, словно мыслями святой отец был где-то далеко-далеко.

– Пшепрашем…[8] – процедил сквозь зубы Беджиховский, всем своим видом показывая, что извиняется только по необходимости.

Качиньский, с трудом сдержав клокочущее в нем раздражение, снова заговорил:

– Пусть и так, что с того? Это не изменяет главного: московит входит в силу с поразительной быстротой, которой мы от него никак не ожидали! Его влияние на князя растет не по дням – по часам! Поистине призадумаешься, не обошлось ли тут без нечистой силы…

– Ой! – дернувшись, подскочил побледневший святой отец, будто его без предупреждения кольнули чем-то острым пониже спины. – Заклинаю, не надо об этом! И без того… Кхм-ммм! – иезуит, торопливо оборвав себя на полуслове, сделал вид, будто воздух попал не в то горло.

Пан Груховский уставился на него пронзительным взглядом, весьма далеким от христианского смирения и почтения к сану.

– Прошу его мосць договорить! И без того – что?.. Сейчас не время для тайн, тем более меж своими…

Еще минуту назад я думал, что отметка «Совсем хреново» – это предел, ниже которого падать некуда. Во всяком случае, для человека с моим жизненным опытом. Но оказалось, что паскудное настроение так не считает. Оставив эту отметку далеко позади, оно неудержимо устремилось к рубежу «Полный…».

Потому что то самое шестое чувство, которое меня никогда не подводило, вдруг властно напомнило о себе. А вслед за ним опять прорезался внутренний голос, вроде бы загнанный в такую даль!

«Эх, Андрюха, не тот ты уже, не тот! Как же мог не сделать самого элементарного?»

На этот раз я никуда не стал его отправлять. Возразить-то было нечего! И никакой ссылкой на усталость и нервное напряжение не оправдаешься…

К своему стыду, я даже не попытался вообразить, как действовал бы, будь на месте Максима Кривоноса. Да, мы отгородились от преследователей широкой и глубокой рекой, уничтожили «понтонный» мост… во всяком случае, в его средней части. Заодно пустили ко дну все лодки, находившиеся в пределах досягаемости. Но разве из этого следует, что погони можно уже не опасаться? Особенно, зная, что вражеский предводитель одержим местью? Да ни в коем случае!

Я постарался вспомнить карту Украины. Мы форсировали Днепр выше Киева, оставив его примерно в пятидесяти километрах к югу. Мостов в городе, кажется тогда не было… Да и весь он вроде бы в ту пору располагался на правом, высоком, берегу реки. Но все равно какая-никакая переправа должна же быть налажена! Всякие там паромы… Да и лодок наверняка хоть отбавляй. Так что Кривонос довольно быстро оказался бы на другом берегу. Хотя город еще под властью пана Адама Киселя… Стоп!!!

Хотелось хлопнуть себя по лбу, обозвав вдобавок непечатными словами. Сдержался только потому, что рядом был княжий порученец. Пану первому советнику негоже ронять свой авторитет.

Как я мог забыть! Ведь люди Хмельницкого заняли Киев в самом начале июня! Так что теперь примчавшемуся Максиму будет обеспечен и самый радушный прием, и полное содействие в переправе. Он, конечно, потерял время. Сначала ему надо было добраться до Киева, это как минимум несколько часов, даже если гнать коней галопом. Но если кони свежие, а они у него были заморенные погоней… Положим, на дорогу до Киева ушел весь остаток дня. Потом – переправить через широкую преграду большой конный отряд… А перед этим дать хотя бы пару часов на отдых, ведь люди и лошади не железные. И снова бросился в погоню, зная, что нам путь преградит река Тетерев… Так сколько же, черт побери, у него могло уйти времени на все это? Какая у нас фора?