Да не жадничайте, лейте, лейте!

Анна: Если вы будете капризничать, то никогда не поправитесь.

Этингоф (приподнявшись и взяв рюмку): Зато когда я умру, то стану ангелом. (Быстро выпивает и отдает рюмку Анне). Ф-р-р-р… Буду летать и мочиться сверху на все эти шляпы, скуфейки, митры, на все эти неаппетитные рожи, в которых человеческого – только пломбы в зубах!.. (Кричит). О, Господи!.. Как же он устал, этот бедный Этингоф!

Анна: Вы успокойтесь, успокойтесь…

Бог: Между прочим, если хочешь знать, Этингоф, то мне, тоже часто бывает нелегко с людьми… Знаешь, сколько раз я говорил себе, ну, что ж, этот, конечно, безнадежен, но мы посмотрим теперь, как обстоит дело со следующим!.. Но следующий тоже был ничуть не лучше… И следующий после него тоже… И этот… И тот… И те, которые живут этажом ниже. И которые живут этажом выше. Те, кто в соседнем доме. И в соседнем квартале. И в соседнем городе… Все они, представь, были совершенно безнадежны, так что сила божья, как правило, оказывалась совершенно бессильной перед человеческой наглостью и глупостью, с которыми может справиться только один огонь… Надеюсь, ты догадываешься, куда я клоню?

Этингоф: Не знаю, куда ты клонишь, но только мне почему-то кажется, что это не совсем деликатно – стоять у постели умирающего и рассказывать ему о таких вещах, от которых хочется поскорее удавиться… (Кричит, быстро сев на диване и скинув на пол ноги). Все, все, все, все! Довольно!.. Не желаю больше ничего слышать и ничего понимать!.. Все, что мне надо сейчас это немедленно принять душ, иначе я сойду от всего этого с ума!.. (Вскочив, быстро идет к двери, Анне). Вы со мной?

Анна: Я?.. (Растеряно хихикает). Нет… Ну, что вы.

Этингоф: Тогда ждите меня, потому что когда я вернусь, то сообщу вам последнюю волю умирающего… Вы ведь знаете, что у умирающих всегда есть последняя воля?.. (Понизив голос, значительно). Мне кажется, она вам понравится.

Бог: А мне почему-то кажется, что ты уже давно поправился, Этингоф.

Этингоф (сквозь зубы): Молчи, Гиппократ…(Анне, несколько игриво). Не слушай его, моя козочка. Зачем слушать этого неудачника, который за столько времени не сумел сотворить ничего хорошего?.. Если бы не Тора, то про него вообще никто бы ничего толком не знал… (Исчезает, оставляя Анну и Бога одних).

Анна: Какой смешной… Он вас, кажется, тоже как-то смешно назвал.

Бог: Он меня Гиппократом назвал… Думает, наверное, что ему все позволено, потому что он еврей…

Анна: Вы не поверите, но я в детстве думала, что евреи это такие булочки с изюмом, которые нам давали в детском саду… (Смущенно хихикает). Правда, смешно?

Бог: Может они и булочки, конечно, но только среди этих булочек иногда такие экземпляры попадаются, что легко можно зубы себе поломать.

Анна: А зачем же вы их тогда избрали, если можно зубы поломать?.. Ведь это же вы их избрали, я читала.

Бог: А по-вашему, наверное, было бы лучше, если бы я китайцев избрал?..

Анна (немного растерянно): Ну… я не знаю.

Бог: Вот и я не знаю. (Делает несколько шагов по сцене, заложив руки за спину, понизив голос). Тем более что, говоря откровенно, все их достоинства выглядят таковыми только на фоне недостатков других, а вовсе не сами по себе, как они почему-то думают… Ну, возьмите, хотя бы, их страсть из всего делать проблему… Варить козленка в молоке его матери, не варить козленка в молоке его матери… Господи! Да разве в этом дело?.. А это упрямство, с которым они настойчиво отгораживаются от всего мира, только чтобы никто не лез к ним с распростертыми объятиями или с еще одним окончательным решением еврейского вопроса?.. Нет, вы только посмотрите, чего они только не напридумывали, чтобы другие оставили их, наконец, в покое?.. Это ведь форменная катастрофа, если подумать!.. Сначала они изобрели Олимпийские игры и футбол, чтобы неевреи сидели на стадионе и не думали заняться окончательным решением еврейского вопроса, потому что когда ты сидишь на стадионе, у тебя просто нет на это времени… Потом для тех же целей они изобрели телевизор, надеясь, что все будут сидеть по домам и смотреть, как господин Президент божится, что не позволит никому разговаривать с нами с позиции силы или рыдать над мексиканскими сериалами, которые действуют лучше всякого клея… Затем они придумали туризм, чтобы все ездили друг к другу и забыли бы про евреев хотя бы на время… Потом бизнес, торговлю и ценные бумаги, чтобы все думали о том, чтобы поскорее разбогатеть, а не о том, кто виноват в том, что это им никак не удается… Потом они придумали свободу, братство и равенство, и здесь они, конечно, слегка перестарались потому что многие воспользовались этим открытием для того чтобы обратить его против самих евреев. Но зато потом они наверстали упущенное, потому что придумали плюрализм, демократию и права человека, а вдобавок еще Организацию объединенных наций, чтобы все имели право высказать свое мнение, так что в результате начался такой бедлам, что никто не слышал даже своего собственного голоса, в то время как все евреи занимались своими делами, не опасаясь, что все эти кричащие смогут когда-нибудь договориться и приступить совместными усилиями к окончательному решению еврейского вопроса, тем более, что напоследок кроме всего прочего они изобрели еще атомную бомбу, долголетие, гимнастику, фитнес и книгопечатание, газеты, патриотизм, науку и образование, христианство и журнал Форбс, но самым главным их изобретением стал, конечно, телефон, предназначенный для того чтобы ругать евреев можно было сидя с комфортом дома и не выходя на улицу. (Громко и с горечью). И когда они все это изобрели, то пошли молиться по своим синагогам, чтобы Машиах поскорее поторопился, потому что жить в том мире, который они создали, было, прямо скажем, весьма и весьма затруднительно.