— Лаврентий ждет? Приглашай!

Вернулся, значит, с Кавказа. Как мне доложили, чуть ли не самолично в Майкопе вышки взрывал, и едва ли не перед носом наступающих немцев. Конечно, «обстановка требовала», но вот что важно сейчас, информации от потомков ты за этим занятием получить никак не мог. А я вот первым делом про тебя узнал — как ты в будущем? И лишь после дал отмашку — Кириллову не препятствовать, ведь наверняка же доложит тебе по полной программе, как положено непосредственному начальнику. Но это и к лучшему, время тратить не надо, в курс вводить, ты уже знаешь. И ты мне не по приказу нужен. А по искреннему усердию — в одной лодке плывем.

— Ну, здравствуй, «английский шпион». Как же это ты так Никитке-то на зуб попался? Хватку потеряешь через десять лет?

— Иосиф Виссарионович, так кто ж знал? Теперь вот…

— Все прочел?

— Что успел, Иосиф Виссарионович.

— Антонова?

— Вот его — да. Прямо «Краткий курс», до двухтысячного. Что ценно по нашему периоду — можем сравнить.

— Это хорошо, что прочел, Лаврэнтий. Значит, понимаешь, ЧТО нам грозит. Я, кстати, и твою «перестройку» имею в виду, несостоявшуюся, в пятьдесят третьем. Ведь ты бы дров наломал не меньше Никитки. «Национальные кадры», руководящую роль партии отмэнить… Настолько это было вэроятно — что автор назвал единственной пользой от Никитки, что он тебе развэрнуться не дал. А то рванул бы Союз еще тогда.

Сталин сделал паузу. Берия ждал. Сталин продолжил:

— Не быть тебе Первым, Лаврэнтий. Съедят. Не перэживешь ты меня надолго. Зато Вторым ты — незамэнимый. Слова свои беру назад — что таких нет. Но вот нет у тебя такого, «за Родину, за Сталина», и ничего с этим не сделать, Лаврэнтий. А у меня вот есть — и потому меня смэстить и арестовать нельзя, только убить можно. Читай!

— Что это?

— Протокол вскрытия моего тела, опубликованный в годовщину, пятого марта две тысячи восьмого. Отравили меня, Лаврэнтий. Что в данной ситуации очень хорошо. Отчего — ну как же, во-первых, выходит, меры приняв, дольше проживу, больше успею. А во-вторых, если тебя к стенке, как английского шпиона, то значит к ЭТОМУ делу ты не причастен, уж такое Никитка непременно бы притянул, коли было. Тэпэрь мы знаэм — ну а кто прэдупрежден, тот вооружен.

— Хрущева — исполнить?

— А вот погоди, Лаврэнтий. Не он же один был? Так что пока мы его трогать нэ будэм. Переведем, конечно, в тыл, чтобы на фронте дров не наломал. Случай какой — про заговор знаэм, когда сами заговорщики пока нэ… И — слэдить, Лаврэнтий! Создать особый отдел, о подлинной задаче которого знать будут лишь я и ты. Для прочих — еще одна служба охраны руководящих лиц. А когда рыбка клюнэт, тогда подсечем — и вытянем, всэх! Второе — касаемо наших гостей. Тайну надо сохранить, но и внедрение обеспечить…

— С этим будет сложнее, Иосиф Виссарионович. Можно просто передавать спецам готовую информацию, не объясняя источник, но… Чтобы правильно поставить вопрос, надо уже разбираться в предмете. Я бы предложил — с учетом того, что мы знаем о конкретных людях, не только их профессиональные качества, но и моральный облик — отобрать «особо доверенных» в каждой отрасли, чтобы был и специалист, и организатор, которому вопросов не задают. Их посвятить во все, касаемо их сферы, естественно под подписку «ОГВ», — а они уже будут нагружать прочих.

— Разумно. У тебя, Лаврэнтий, навэрное, уже и список есть? И кто в нем?

— Кузнецов Николай Герасимович. Доллежаль, Курчатов, Королев, Лавочкин, Александров, Арцимович, Дегтярев, Перегудов, Малышев, Ермольева. И — Серго.

— А почему не Яковлев?

— Потому что, Иосиф Виссарионович, проталкивая свои самолеты в производство, Яковлев вел себя, скажем так, не совсем порядочно. Ради успеха оттеснить конкурента любой ценой. А в сорок третьем он окажется вместе с Шахуриным замешан в деле с массовым авиабраком — когда у истребителей обшивка с крыла слетала. И доверять ему сохранение Тайны — результат непредсказуемый. Конструктор он хороший — вот пусть и занимается с чужой подсказки. Лавочкин же вел себя гораздо достойнее.