— У меня есть только номер университета, я не нашла телефона общей клинической хирургии. Что вам конкретно нужно?

— Хирургия по изменению пола!

— Ах, вот что... — длинная пауза, — вы хотите изменить принадлежность к определенному полу?

— Да.

— Я постараюсь найти, — снова пауза.

Женщина далеко в Мэриленде занялась компьютером, линия связи шумела помехами. Медлительная тетка попросила еще подождать, потому что отвечала на вопросы человека, который зашел к ней. Наконец она снисходительно, а может, Ники просто показалось, проговорила в трубку:

— Университет больше не занимается ими. Поэтому я и не нашла в списках отделения сексопатологии.

Ими. Не стоило так долго возиться, чтобы заявить это. Все же она спросила:

— Вам известно, почему они... впрочем, не беспокойтесь. — Она положила трубку. Итак, Джон Хопкинс больше не занимается операциями. Посидев на телефоне еще с полчаса, она узнала, что их делает Барнес из Сент-Луиса. Нашла еще две клиники. Наудачу позвонила по одному из номеров. Она хотела знать, насколько операция опасна, является ли ее желание противозаконным, или просто общество негативно относится к вопросу перемены пола.

Изменится ли в результате операции ее восприятие внешнего мира, будет ли она ощущать себя женщиной в большей степени, чем сейчас. Поможет ли превращение ее мужских половых органов в женские в большей степени удовлетворять партнера? Ведь наверняка нет, проклятье. Просто ненужный и глупый риск. Но ей хотелось хотя бы видимости права выбора.

Желание всегда горело в ней. Папаша был для нее всем. Ее жизнью. Без его покровительства она бы умерла. Он тоже всегда желал ее.

— От Калифорнийской Святой Моники до Создателя музыки... А теперь — Удар Быка, — слышала она его вопли во время их любовных игр. — А теперь — чудо-клизма как заключительный аккорд, ты моя леди — испанская клизма!

— Ненормальный дурак, — смеялась она.

Она привлекала его своими жаркими губами и замысловатыми идеями, прекрасными глазами и длинными ногами, чудными ягодицами, холмами «Беверли-Хиллз» и косметикой. Ему нравилось, как она бесилась из-за низкого выреза блузок принцессы Ди с ее самодовольно оттопыренными губами, произносящими: «Я сама соберу», когда Ники упаковывала ее вещи. И потом, когда они выбирали косметику: «Нет, мне необходимо все. Мне нужны мои персиковые кремы, понимаете?»

Да, Ники понимала, Ники отрезала толстые груди той шлюхи, когда папаша покончил с ней. Лезвие ножа так хорошо резало, что Ники удивлялась. Ее не тошнило, и папаша с удовольствием наблюдал за ее работой. Она вспомнила его беззаботный смех, когда отрезала ступни:

— Маленькие свинки пошли в магазин, — комментировал он, разрезая, в свою очередь, ее омерзительные пальцы на белые кусочки. Всюду кровь. Папаша наслаждался этим обилием крови.

Она вошла к нему обнаженной, но на каблуках. Стояла и демонстрировала себя — естественная, красивая женщина, а он насвистывал любимую песенку собственного сочинения «Спасибо, чудо-клизма».

— Я имею шанс, дорогой?

— Ты позвонила Бонни, клизма?

— Я позвоню, обещаю, — сказала она ласково, приближаясь к нему. Но он отвернулся и жестким, ледяным тоном произнес: