— Сейчас. Жди. — Он, не обращая внимания на Эйхорда, тяжело уселся за свой стол, перекосив своей тяжестью треснутый, готовый развалиться стул, и с упоением занялся едой.

— Если можно, в этом году, пожалуйста, — терпеливо сказал Эйхорд.

— Черт, как жрать хочется, — жалобно простонал Дан, жадно запихивая в себя огромный сладкий пончик, — подкинь-ка мне еще один.

Работа в управлении Бакхеда шла своим чередом. Засасывала рутина, и Эйхорд, даже если бы очень хотел, едва ли мог что-нибудь изменить. Китаец и толстяк — Джеймс Ли и Дан Туни — были коллегами и друзьями Эйхорда сто лет: эти парни не бросали его все годы беспробудного пьянства, а со смертью Джеймса Дан и Джек осиротели и стали друг другу дороже прежнего. В последние месяцы Дан до смешного опекал Эйхорда. Вдобавок у него возникло ощущение, что он в чем-то обманул ожидания окружающих. Он начал небрежно относиться к работе, а когда ему назначили нового партнера, и вовсе стал делать все, чтобы вылететь с работы. Нечто похожее происходило и с Эйхордом.

Монрой Тукер, массивный, с огромными кулачищами, чернокожий детина был не лучшим партнером для Дана. Начальство, похоже, не понимало того, что, хотя Туни и работал многие годы в паре с китайцем, он не стал специалистом в межнациональных отношениях. Расовая ненависть была в крови у Туни и Тукера, и для одной упряжки они не годились. Отношения между ними были крайне неровными, но Дан в конце концов более или менее пришел в себя и начал постепенно возвращаться к нормальной полицейской работе. Однако до безупречности в выполнении служебных обязанностей было еще далеко.

— Ууух, — промычал Дан с полным ртом, передавая Эйхорду лист бумаги липкой рукой.

— Спасибо, — сказал Джек с демонстративной брезгливостью взяв листок двумя пальцами и стряхивая с него крошки.

— Только я в этом паршивом месте знаю, чего он хочет, — сказал Дан, с шумом прихлебывая кофе и рассеянно утираясь полой своей рубашки.

Расовая проблема — это, конечно, не единственное, что мешало нормальным служебным отношениям Тукера и Туни. И Эйхорд помнил, что это началось при расследовании первого же преступления, которым они совместно занимались. Женщина с ухажером погибли от пулевых ранений. Одно из тех дел, которые выглядят неправдоподобно, если облечь их в слова.

Джек вспомнил тот дом, будто это произошло вчера. Жалкая, захудалая двухэтажная квартирка, огороженная полицейской оранжевой лентой с табличкой: «Не заходить за полицейское ограждение». Он видит, как полицейские вводят внутрь, и кровь, и тела.

У каждого собственный стиль расследования. Эйхорд всегда стремился почувствовать преступление, понять самую суть, ощутить ауру. Дан, когда еще относился к работе серьезно, был труженик, работяга. Пунктуальный, дотошный. Его скрупулезность была незаменима при поисках улик. Тукер же походил на паровой каток. Его метод расследования заключался в том, чтобы нестись на всех парах до тех пор, пока не упрешься с размаху в стену.

— Здесь, — сказал Дан, и Эйхорд вошел в комнату, где лежал мужчина.

— Дробовик? — прозвучал риторический вопрос.

Выглядело это как самоубийство. Одно из тягостных бытовых дел, которые удается раскрыть раз в год по обещанью. С первых минут по свежему следу каждый занялся делом. Было похоже, что мужчина убил женщину тремя или четырьмя выстрелами в упор. Надо было очень сильно возненавидеть человека, чтобы так расстрелять, каждый раз вынимая использованные гильзы и отправляя новый жалящий заряд свинцовой дроби в то, что было человеческим существом. После этого он, по-видимому, убил себя.

— Он убил ее в спальне. Затем вошел сюда, сел на постель, все тщательно подготовил, приложил оружие к виску и выстрелил.

— Да, похоже.

— И размазался по стене.

Ружье слегка дернулось, и дробь полностью изрешетила лицо мужчины. Что остается от такого лица, представить невозможно, пока сам не увидишь.

Они с Тукером, Брауном и другими полицейскими были в спальне, где лежала женщина. Вдруг Туни прошептал Эйхорду пугающим шепотом, показывая на что-то в соседней комнате:

— Смотри!