Экзекуция длилась недолго, потому что я действительно ничего не ела накануне, а часть таблетки, видимо уже успела раствориться и попасть в кровь. Это ощущалось и по вставшим соскам и по стремительно мокреющему белью, которое сейчас дико натирало между ног.

— Отпусти, — прохрипела я и попыталась подняться на заплетающихся ногах, но поганый Роман Сергеевич, видимо, думал по-другому.

Он снова зажал меня между ног и сам умыл ледяной водой, а затем, не слушая мои крики, потащил в сторону спальни.

— В кровать. Живо, — рявкнул он и развернулся к выходу.

— Я не пойду спать, и тем более, не останусь в этом доме! — заверещала я бросилась на него с кулаками.

Наверно со стороны мой выпад выглядел крайне комично, но Морозову было не весело.

— Оксана, если ты сейчас же не успокоишься, то я тебя высеку, — предостережение Романа Сергеевича звучало крайне устрашающе, но я была настолько не в себе, не остановилась, но и завелась еще сильнее:

— Чтоб ты сдох, скотина! У меня от тебя мороз по коже!

Один резкий выпад, и я снова оказалась в руках поганого Морозова, а затем прижатой к стенке. Он навис сверху, прижимая меня своим внушительным торсом и зарычал:

— В глаза смотри!

Какое-то время этот козёл молча удерживал мое лицо и сверлил бешенным взглядом, но потом так резко отпустил, что я упала на пол, больно ударившись коленями.

— Сука… Всетаки торкнуло. Зрачки расширены, сердебиение учащено, дыхание сбито… Что же ты выпила, дура?

— Не твое дело! — в этот момент тело снова прострелило волной, и я невольно прошлась рукой по груди, с каким-то странным удовольствием дотронувшись до затвердевшей горошины соска…

Мое сдавленное "оххх" не укрылось от внимательного взгляда, и уже через мгновение Морозов снова приблизился и опустился передо мной на корточки.

— Так вот в чем дело, — понимающе протянул он и хищно оскалился, — с сердцем проблем нет?

— С сердцем нет…

— Это хорошо… В больничку везти не придется. А с сексом?

— Дааа, — сама не поняла зачем призналась ему, но, кажется, эти чертовы пилюли имели не только возбуждающее, но и какое-то другое действие. Что-то вроде сыворотки правды.

— Иди в прохладный душ, девочка— беда, — гораздо спокойнее, чем минуту назад бросил Морозов, а потом поднялся и шумно сглотнул, дернув кадыком.

— Я уезжаю. Прямо сейчас.