Дверь была заперта.

* * *

– Сюда! Быстро!

Голос Альбрехта пробился сквозь туман, и остальные бросились к нему.

И невольно застыли, когда увидели то, что увидел адъютант.

Их предостережение.

Это был Альбин. Вернее, то, что они от него оставили. Они подвесили его между двух деревьев, как шкуру для просушки. Грубые веревки растягивали ему руки и ноги, одежда была изорвана в клочья и пропиталась кровью. Голова бессильно повисла, на затылке зияла огромная рана. Кожа стала какой-то бесцветной, с носа и подбородка свисали сосульки.

Значит, когда его повесили, он был еще жив.

И потом замерз в нечеловеческих муках.

Иоганн был потрясен не меньше крестьян. Но и на солдат это жуткое зрелище произвело должное впечатление.

Капитан схватил Риглера за ворот и потащил его к Альбину.

– Что это, черт подери, такое?

Он завернул воротник, стягивая старосте горло. Риглер всхлипнул и заскулил.

– Чьих рук эта дьявольщина? – снова взревел капитан.

Крестьяне удрученно смотрели себе под ноги, никто не посмел подать голос.

Кайетан Бихтер поднял железный крест.

– Это знак Господень.

Капитан оттолкнул Риглера и шагнул к священнику.

– Вам есть что сказать, отче?

– Это Его знак. Нам следует развернуться.

– Хотите сказать, Господь самолично подвесил здесь этого беднягу? В качестве предостережения?