Глава 7. НА ВОЛКОВСКОЙ ВОЮТ ВОЛКИ

Прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз побывал под Куполом (под Небом). Тогда мой путь пролегал через Девяткино. Я отлично помнил, как звали того постового, убитого саранчой. Гришка. И почему именно сейчас мысли вернули меня к исходной точке? К тому самому рубежу, с которого я начинаю вспоминать самого себя.

Стеклянные двери выхода из метро отсутствовали, как будто их никогда и не существовало. К всеобщему разочарованию, шёл радиоактивный дождь. Даже не дождь, а ливень. Я пытался вспомнить, когда в последний раз попадал под ливень, но не смог. Чулок достала из сумки дозиметр. Несмотря на осадки, приборы показывали безопасный порог радиоактивной дозы. На всякий случай мы надели противогазы. Мало ли что нас ожидает впереди.

— Спасибо — кивнул я Владлену, когда тот передал мне запасной намордник.

Трёхэтажный торговый комплекс «Радиус», расположившийся перед нами, посещать не имело смысла. Но только мы сделали шаги по направлению к Касимовской, как внутри здания послышались удары. Некто шёл с третьего этажа к нам вниз, похоже, круша всё на своём пути. До нас отчётливо доносился дребезг стекла, удары чем-то тяжёлым по стенам и, возможно, по полу. Неужто, Путевой Обходчик затеял свою игру? Я посмотрел на диггеров, после чего последовал их примеру — вскинул УЗИ по направлению к стеклянным дверям, благо те присутствовали. За ними — тьма, хотя был полдень, но небо так заволокло тучами, что стало невозможным судить, какое сейчас время суток. А звук перекинулся на первый этаж. Я облизал пересохшие губы, держа палец на спусковом крючке.

Как по писаному сценарию грохот оборвался по ту сторону входа. Жалкая секунда, и на нас, разрывая оковы тьмы, вылетел безголовый труп женщины. Мы принялись шмалить по дверям, обрушивая на себя дождь из осколков стекла. Когда выстрелы прекратились, коммунист, держа Калаш наготове, двинулся в сторону «Радиуса».

— Владлен — я глядел на труп женщины средних лет, судя по степени разложения, умершая не так давно. — Не стоит. Он хочет, чтобы ты пришёл в Его ловушку.

— Молох прав — выдавила Чулок. — Такой психопат как Обходчик нас не отпустит и станет следовать по пятам. Будет ему поделом.

— Разорву при встрече — процедил сквозь зубы боец, не решаясь заглянуть внутрь торгового комплекса. Чём чёрт не шутит? Вдруг, оттуда вообще ледоруб вылетит?

Очередная напасть ждала в стороне Волковского кладбища, окутанного плотным слоем тумана. Оттуда выла стая волков. Сотни и сотни кровожадных животных оккупировали территорию кладбища. Звук не прекращался ни на минуту как заевшая пластинка. Я был благодарен Богу за то, что наш путь не пролегал мимо того места, где покоились мёртвые. Благодарен тому самому настоящему Богу, скрывшемуся от нас под завесой облаков, а не обитавшему в тёмных тоннелях подземки. От воя голова шла кругом. Капли с неба не проходили сквозь тело, как мне всегда казалось, а силой били по голове, плечам. Дождь из кошек и собак. Точь-в-точь как говорили мне опытные диггеры, пока я жил в метро. Двигаться становилось затруднительно. Капли прилипали к телу точно присоски щупалец как тогда там, в Стиксе. Ноги прочно сковало кандалами, а УЗИ в моих руках прибавил в весе килограммов на десять. Я глянул на Чулка и Владлена. Тем тоже приходилось нелегко, но солдаты не подавали виду.

Мы стояли на трамвайных путях около железнодорожного моста. Я знал, что за городским объектом начинается Купчино и берёт начало Бухарестская улица. Там же на путях, точно путевой знак, валялась массивная буква «М», выкрашенная грязно-жёлтым цветом. Вроде бы, в былые времена логотип принадлежал сети харчевен, название которых я припомнить не мог. Краешек буквы обтянут человеческой кожей. Я знал, что место — ещё та дыра. Лучше сразу пойти в рабство, чем устроиться туда на работу.

Вой тем временем нарастал, говоря о приближение волков. Вдалеке, скрытый стеной дождя и тумана, мерцал чёрный силуэт Путевого Обходчика: убийцы без цели и правил, без жалости и любви. Возможно, в прошлой жизни Обходчик был нормальным человеком, но Катастрофа сделала из того чудовище. Волки за ним выстроились в шеренгу как перед вожаком стаи. Но никто не делал шагов к нам, желая, скорее, удачного пути, нежели расправы с незваными кротами, выползшими из-под земли. Мы переглянулись и медленным шагом направились к Бухарестской.

Под мостом наша группа сделала небольшой перевал. Здесь располагалась последняя точка перед целью. Точка, которая, благодаря навесу, не подвластна дождю. Владлен Степанович не сводил мушки с Волковского кладбища, хотя силуэты человека с волчьей стаей пропали так же внезапно, как появились. Один разве что вой напоминал о том, что опасность близка. Я пытался вглядеться в то, что ждало нас впереди, но не сумел. Темнело чересчур быстро, а дождь всё больше усиливался. Мой взгляд заострила струя крови, мерно стекавшая сверху моста. Я не сразу разглядел щупальцу, показавшуюся около бетонного потолка стены. И снова меня преследовали морские твари. Отросток метра три длинной вился вдоль навеса. Затем показалась голова обладателя. На меня смотрело уродливое продолговатое лицо человека. Изо рта струилась кровь. Вместо глаз — бездонные чёрные дыры, вырванные из реальности осатанелым безумием.

Литовка с коммунистом вскинули оружие. Неизвестный спрял при звуке перезаряжаемых затворов. Я первым успел выстрелить в одно из щупалец перед тем, как человек-осьминожка скрылся наверху моста. Тихо, без лишней суеты. Или же рёв волков и шум дождя перекрывал остальные звуки? Странное сочетание. Мы простояли ещё пять минут, выжидая гостя, но никто не появился. Со стороны Купчино сверкнула молния. И в её свете мы увидели Обходчика, сжимавшего ледоруб. Отчётливо, в течение одной ничтожной доли секунды. Его гнилой рот, не скрываемый противогазом, обнажился в издевательском оскале. Второй молнией всё пропало. Я оглядел диггеров. Те кивнули, подтверждая, что я не сошёл с ума, если это, конечно, не было плодом групповой галлюцинации. Так и так, я взял инициативу на себя, первым вступив на территорию постъядерного Купчино.

Мы прошли чуть меньшим пары километров, как остановились около развалин института Кино и Телевидения. Дозиметр Белого Чулка тревожно оповестил о повышенном фоне. Я глянул на небо, которое, помимо облаков, затянула стая ворон. Только этого не хватало. Вороны кружились над нами на безопасном расстоянии, но с каждой минутой их стая разрасталась. Понятно, что птички готовятся к удару. Вот-вот, и небо от них совсем почернеет и на землю опустится тьма. Владлен предложил ринуться во все силы вперёд, но мы его не поддержали. Велика опасность, что радиация простёрлась по Бухарестской вплоть до конечного пункта. Если вообще не до Малой Балканской, за которой начинается КАД. Смерть от радиации здесь — самая страшная и мучительная. Куда хуже знать, что ты обречён и ничего с собой не можешь поделать, а воли для того, чтобы покончить с собой, не хватает. Одно дело — держать пистолет у виска, другое — спустить курок. Мы решили пройтись дворами, держась в стороне от прокажённой улицы. Может, там уже удастся проникнуть в подъезд какого-нибудь дома и переждать свору птиц. Девушка отлично знала местность, поэтому никто спорить не стал.

Перед тем, как свернуть во дворы, я ещё раз оглядел руины института. Две бетонные плиты стояли бок о бок, изображая из себя литеру «Л». Рядом — уцелевшие буквы, мерно стоявшие на земле, иронично сложились в слово: «ВИДЕНИЯ». Вот он — конец света! Сам мир в лице Господа Бога издевался над людскими злоключениями. Над тем, что мы сотворили и куда всё нас в итоге привело. Большой нежданный Потоп человеческой сущности.

Дозиметр стал утихать, пока мы двигались мимо домов, лишённых и окон, и дверей. Как будто постройки хорошенько встряхивал великан своими исполинскими ручищами. Груды кирпичей казались живыми, желая нам смерти. Всё кричало о том, что мы — ошибки природы. И вой с клокотом птиц и боем дождя подтверждал данную мысль. Обойдя без приключений Стрельбищенскую улицу, мы вышли к Волковскому проспекту, расположенному параллельно Бухарестской, когда молнии с неба стали стрелять одна за другой. Птицы к тому времени давили, словно потолок опускался на голову. Но что-то им не давало спикировать и выбить из нас потроха. Коммунист же, наплевав на вороньё, первым заметил кладбище сквозь завесу дождя и темени, что день тогда стал ночью.