Передо мной стоял квинтет солдат-бордюрщиков. Я их узнал по М-4, хотя двое вооружены не были. Один из них, что крайний слева, держался за левый бок. Я ему сочувственно кивнул головой. Второй находился в полуобморочном состоянии и без правой руки. Вместо неё перевязанная тряпкой культя. Так и так, я решил показать депешу и паспорт.
— Не спеши туда идти — заговорил один из них. — Мы со Второй ветки. Каннибалы развязали нам войну раньше времени. Застали врасплох! Нам пришлось сдать Озерки, Удельную… короче, все станции от Чёрной речки и далее на север. Это была мясорубка! Мы не готовы были сражаться во тьме! На Речке сейчас так вообще кладбище!
— Я понимаю. Но как вы здесь оказались?
— Петроградскую с Горьковской мы им не отдадим, там заслон покруче, чем на Чернышевской.
— Они и не сунутся туда — встрял другой боец.
— Даже жаль, что не сунутся. Так вот, нескольким жмурикам удалось прорваться через обе станции, пока в срочном порядке там не выстраивалась оборона. Мы не знаем, сколько их осталось, возможно, и никого, но эти сучьи выродки убивали нас один за другим. Подходили со спины и сворачивали голову!!! Мать вашу!!! Вон, Славка умудрился выскользнуть, но лишился руки, а Егору ножом… Чёрт! Чёрт!!!
— Олег, спокойнее — солдат, встрявший второй раз в монолог, положил руку на плечо москаля, после уже не спускал с меня глаз. — На Невском проспекте мы хотели запутать каннибалов, разделившись. Одна группа пошла напрямую к Восстания, другая, то есть мы, через Сенную с двумя пересадками. Так бы нас всех положили разом в тоннеле. План сработал — жмурики не стали разъединяться. Так мы дошли досюда. Вторая группа тоже возвратилась, слава Богу.
— А где они сейчас? Я имею в виду, каннибалы ушли обратно на Просвет?
— Жопой чую, вряд ли — отдышавшись, вновь заговорил первый солдафон. — Они где-то здесь. Будь аккуратнее, Александр.
— Постойте! — успел крикнуть я перед тем, как воители покинули бы меня в чреве тоннеля. — Как там на Владимирской, спокойно?
— Ну, как сказать. Сравнительно да.
— А Минотавр с Пушкинской — это правда?
— Вот поэтому мы и идём с двумя пересадками, а не через Техноложку. Удачи, друг.
По правде говоря, я никогда не задумывался, в честь кого была названа станция Владимирская. Чутьё подсказывало, что в память о каком-нибудь царе или деятеле дореволюционной России — той самой эпохе, о которой сведений у нас в метро не так много осталось. Питерская подземка, в отличие от сталинской московской строилась во времена Хрущёва. Может, в Москве сохранилось больше материала о тех временах, которые были до Сталина и Ленина. Если, разумеется, столицу вообще не сравняли с землёй вместе с её гигантом-метрополитеном.
Владимирская встретила неправдоподобной тишиной, лишь из тоннелей устало стонал ветер. Вот-вот, и выскочит перекати-поле, как в давних вестернах, а за растением материализуется ковбой с револьвером и лассо. Слышал такое, что в американской истории был президент ковбой, но имени его я вспомнить не мог. Знаю, что в честь него плюшевых мишек называли. Несмотря на то, что вестибюль Владимирской облицован золотисто-жёлтым мрамором, так и маня к себе на станцию, я решил идти по проржавелым путям. Справа от меня вдоль путевой стены скользнули жёлтые буквы, выстраивавшиеся в название подземной колыбели. Рядом установлены декоративные решётки. Я не мог понять, почему станцию не заселяли. Радиации здесь не наблюдалось, мутантов тоже. Только парочка отрезанных от дома жмуриков, бродящих где-то неподалёку. Но, как оказалось, я ошибся.
Со стороны Достоевской послышалось лязганье, усиливавшееся с каждым мгновением. Я быстро поднялся на станцию и примостился к стене с ножом в руках. Создавалось впечатление, будто по вестибюлю Владимирской гонит мотоцикл, волоча за собой алюминиевые банки. «Полная бессмыслица», — подумал я, когда звук стал совсем невыносимым. Ещё секунда и лязг так же мгновенно стих, как появился. Возврат к тишине ещё больше оглушал. Нечто стояло за углом, отбрасывая исполинскую тень на тёмный гранитный пол. Я высунул нож за угол и, подобно Персею, принялся смотреть в отражение лезвия, пытаясь найти в нём монстра, появившегося по чьей-то злой шутке. Я было отчаялся, но в лезвии в последний момент сверкнуло ОНО — груда покорёженного железа, тот час заполонившая собой всё отражение.
Передо мной метра два-три высотой возвышался прямоугольно-подобный робот. Тело заменял металлический каркас, голову — продолговатый голубой дисплей. Вместо ног — колесо, руки — металлические прутья, на основании которых два встроенных минигана на пару. Мне стало смешно и грустно, что я стою здесь, захваченный врасплох, против машины-убийцы с одним ножом, когда меня миниганы искромсают в клочья, не успей я моргнуть. Если вообще оставят намёка на то, что я когда-то существовал и песенка моя не долго играла. Но машина, точно издеваясь, не издавала признаков жизни.
— Молох — абсурдность ситуации убивала. — Меня зовут Молох.
Я не сразу заметил, как голубой дисплей загорелся и на нём высветились буквы. Ха-ха, вот что значит не иметь опыта общения с роботами. Надпись гласила: «РОББИ».
— Кто ты, Робби?