Книги

Молодой Ленинград 1981

22
18
20
22
24
26
28
30

СТИХИ

«Я слышал, как рождаются слова…»

Я слышал, как рождаются слова В тягучих каплях вспыхнувшего солнца, И чья-то жизнь по-прежнему права, Цепляясь за березку и оконце. Ах, как красиво! И не тяжело Вдруг позабыть весеннюю тревогу, И полюбить, и жить со всеми в ногу, И принимать калитку за крыло. Слепят зарницы! Радость бытия Перехлестнет и унесет за вами Слезинки перелетного дождя. И жизнь уже не рассказать словами. А сердце от предчувствия болит. Тасуем дни, гадаем: чет иль нечет. Но как упорно стынет в небе кречет! Но как слепяще белый свет горит!

«Дом в лесах. Фонтанчик сух…»

Дом в лесах. Фонтанчик сух. И каштан уже потух. Разговоры у подъезда Двух всезнающих старух. На четвертом этаже Мама с дочкой загрустила. И пластинку запустила, И целебное драже На ладони сосчитала. И красиво и легко Голосок выводит детский. Крики за стеной, и резкий Звук костяшек домино. В до-минор ведет рояль. В доме вещи запылились. В шторе ветер, затаясь, Выхватил бумажку. Жили, — Там написано, — легко. Слишком ветрено и рьяно. Слишком жили высоко…

«Как хорошо иголкой в сене…»

Как хорошо иголкой в сене Плыть в городском многоголосье. И обращать свое вниманье Лишь в окна верхних этажей. Не узнавать знакомый дворик, Квартал, заученный на память, Линейку набережных звонких. И где-то на Сенной найтись. И заглянуть в глаза трамваю. И окунуть свои в Гостиный. Толпу гостей неторопливых Разрезать, словно пароход. И, уставая удивляться Своим ногам нерасторопным, Уставиться в дрожанье стрелки И понимать, что не успел Напиться головокруженья Любимых улиц… Мало жизни.

Владимир Барсов, Виктор Дальский

РАССКАЗЫ

КТО ОТЕЦ ВУНДЕРКИНДА?

Поздно вечером в квартире Волжиных раздался осторожный звонок. Семен Иванович открыл дверь и увидел лаборанта своей лаборатории Кандыбина со спящим ребенком на руках.

— Добрый вечер, Семен Иванович, не разбудил? — торопливо спросил Кандыбин.

— Нет… Супруга уже спит, а я работал… Что-нибудь случилось? — встревоженно спросил хозяин квартиры.

— Спит супруга? Ну и хорошо… Мне нужно поговорить с вами об очень важном и серьезном деле!

— Проходите! — вежливо сказал Волжин. — А почему вы с ребенком?

— Сейчас все объясню, — ответил, раздеваясь, Кандыбин. Ребенка он осторожно положил в кресло.

— Что все это значит? — встревоженно спросил Волжин. — Чей это ребенок?

— Так называемый… мой… — тихо сказал Кандыбин, указывая на сладко причмокивающего во сне ребенка.

— Почему «так называемый»? — поднял брови Волжин.

— А потому, что он на самом деле не мой! — свистящим шепотом произнес Кандыбин. — Этот ребенок — вундеркинд! Всего год, а мальчик уже и говорит, и читает… Представляете, что с ним дальше будет? Вы не думайте — я всю свою родословную перерыл, до десятого колена… И родословную жены тоже… Ни одного гения… Да что там гения! Таланта ни одного — одни серые мышки: вахтеры, извозчики, ассенизаторы… И вдруг сын — вундеркинд! Этого же быть не может по всем законам генетики! Не мой он!

Волжин строго посмотрел на Кандыбина и спросил:

— А чей же?

— Вот в этом и вопрос! Как вы знаете, супруги наши — ваша Вера Павловна и моя Анастасия — находились в одном роддоме… У них даже койки были рядом. И потомство они произвели в один и тот же день и час!