Я описала нашу беседу вкратце, на самом же деле прошло часа два. Все остальное время было потрачено на вежливые уговоры. Я ушла в камеру, а Кристина осталась торговаться с охраной дальше.

Когда я оказалась снова запертой, на меня уставились шестнадцать пар глаз. Первый вопрос был таким:

— Что вы там ели?

Я ответила, что ни за что не стала бы есть с охранниками в то время, как они здесь голодают. Женщины не могли поверить. Они думали, что все эти два часа нас угощали едой из ресторана. Верная подруга Айи, девушка по имени Сафия, подошла ко мне и не церемонясь открыла мне рот. Она разглядывала его не меньше минуты, надеясь увидеть в нем крошки, но, ничего не найдя, авторитетно заявила:

— Нет. Она и правда ничего не ела!

На это все женщины радостно заулюлюкали, меня начали обнимать и хлопать по плечу.

— Ладно, — сказала мне Айя. — Я больше не буду пинать тебя по ночам! Спи спокойно!

Я была удивлена. Я-то все время думала, что получаю пинки с ее стороны совершенно случайно.

— Ладно, — сказала мне Сафия. — Теперь ты можешь сидеть с прямыми ногами! Я больше не буду по ним специально ходить!

Кристина договаривалась с охраной еще полчаса и была очень довольна собой. Она обещала им, что непременно уговорит меня поесть, а те сказали ей, что купят для нее средства личной гигиены, в которых нуждалась каждая девушка, но которых тюрьма почему-то никому не предоставляла. Еще она заказала коробку с халвой. За все с нее содрали втридорога, но Кристина была очень счастлива просто потому, что они согласились.

Когда она вернулась в камеру, то девушки уже плясали. Наверное, мы можем сказать, что в тот день нас приняли. Несколько молодых девушек пели, ритм отбивался на пустых коробочках из-под халвы. Некоторые хлопали в ладоши. Места было очень мало, поэтому танцевали по очереди. Сначала вышла Сафия, потом — Зиляль. Потом еще танцевали Айя, Фатима и Наджат.

Текст песен был довольно пошлым: насколько я поняла, что-то там про любовь, разлуку и поцелуйчики. Поэтому старшие женщины многозначительно молчали и просто наблюдали со стороны.

Надзиратели обычно против шума в камере, но в тот день они как будто решили нас не наказывать. Даже пытки за дверью на время прекратились. После танцев все поели и довольные пошли спать.

Мы же с Кристиной сидели и тихо разговаривали. Не помню, с чего все началось, но потом мы начали обсуждать пытки. Здесь почти всегда кого-то пытали, и пришел момент поднять этот вопрос.

Кристина сказала, что такой метод допроса экономит деньги налогоплательщиков и время полицейских. Не надо вести расследование, не надо ломать голову и устраивать очные ставки — просто избиваешь до полусмерти, вот и все.

Я была возмущена ее логикой, но не знала, как переубедить.

— А если человек невиновен? Если он никого не убивал? Или если он украл батон? Его что, тоже надо пытать?

Кристина ответила, что да.

— Тогда и тебя надо пытать! Ты к тому же действительно нарушила закон!20

— Да, я действительно не должна была давать Евангелие тому полицейскому. Но я бы не стала это скрывать! — оправдывалась Кристина. — А ты знаешь, в каких условиях содержат уголовников в Польше? Да они там в раю, и все за наш счет! У нас в поселке есть один человек, который каждую зиму в тюрьму садится! И все для того, чтобы не работать! Вот всыпали бы ему, так сразу бы призадумался и пошел деньги зарабатывать!