Когда сердце разбито, кутежи и разговоры — не годятся. Есть два способа как-то спасаться: очертя голову работать все равно какую работу или — путешествовать. Не останавливаться, не останавливаться, передвигаться в пространстве. Глазеть по сторонам и не оглядываться. Так что я с пирушки сбежала. Снова к морю. Уплыла в сторону Турции. Когда вернулась, Давыдов посмотрел на меня с тревогой, он, похоже, чувствовал, что со мной происходит. И сказал:
— Ну, ничего! Не горюй. Еще вспомнишь, как мы втроем выпивали на двух балконах.
Он был прав, сейчас вот вспоминаю… А тогда я все же спросила, кто был тот, с гулким голосом, третий.
— Андрей Битов, — ответил Юрий Владимирович.
Что ж, у меня в те времена было два самых любимых писателя — Сэлинджер и Битов…
Давыдов дал мне денег в долг, и я отправилась в Тбилиси. Уже не автостопом, а на верхней плацкартной полке переполненного веселого поезда. Двое суток прожила в Тбилиси, прошла его весь вдоль Куры, ночевала на автовокзале. В конце концов расстегнула пуговку на внутреннем кармане куртки, достала авиабилет и улетела в Пермь…
Едва ли не в первый же день на родине я обнаружила на рабочем столе прошлогоднюю газету с объявлениями об обмене квартир. Тогда квартиры были государственные, их нельзя было продавать, только обменивать. На ощупь помню газетный лист, ветхий, как будто специально для меня всплывший со дна колодца времени. Одно из объявлений было обведено карандашиком: «СРОЧНО! Меняется двухкомнатная квартира в Тбилиси на равноценную в Перми».
Этого не могло быть. Никогда. Я, пожалуй, испугалась. Единственное, что меня даже как-то успокаивало, — это что газета именно старая. То есть срочный обмен давно состоялся. Однако я набрала напечатанный в объявлении телефон. Ответил мне голос, который просто задохнулся — от того, что позвонили по старому объявлению. У них, оказывается, произошло ЧП — уже почти состоялся назначенный с уймой согласований обмен, уже мебель была отправлена из Тбилиси в Пермь… как все неожиданно сорвалось, а больные старики-родители остались сидеть в Тбилиси в пустой квартире. И тут — я!..
Таким образом, в феврале 1984 года к неописуемому удивлению друзей, родственников и знакомых я улетела на постоянное местожительство в столицу Грузинской ССР г. Тбилиси. В последние дни перед отъездом у нас дома с утра до ночи, и ночью тоже, толпился народ: кто помогал собираться, кто мешал, и все что-то с собой приносили, ели-пили, особенно пили, кто чай, кто водку, кто валерьянку…
В этой круговерти она и пришла, Наталья Гончарова, уже без козьей шапки, потому что — оттепель. Мы с нею с февраля не виделись. Как она меня нашла?.. Нашла. Сидит в кресле, ничего не пьет, не ест и не выпивает, смотрит на все молча. Наконец, сказала: «Пусть будет». И добавила: «Икос».
Это «пусть будет» позже, в Тбилиси, я пойму вполне и оценю. Странное «Икос» — разрешение чему-то быть — звучало довольно часто. И означало оно, скорее — да будет так, аминь…
Перед уходом Наталья Гончарова написала на бумажке номер телефона, под телефоном имя — Гия Маргвелашвили. И сказала: «Позвоните этому человеку».
В феврале я с небольшим чемоданчиком улетела через Москву в Тбилиси. Все мои вещи тем временем уже ехали за Кавказский хребет по железной дороге «малой скоростью», контейнером. В Москве нужно было навестить Давыдова, в том числе, чтобы долг пицундский отдать. Он только что совершил свой прыжок в пустоту, жил в квартире без мебели на Юго-Западе. Юрий Владимирович не слишком удивился моему отъезду в Грузию, подумал и вручил мне несколько пачек трубочного табака «Золотой ярлык» для своего тбилисского друга Миши. Добавил: «Миша тебе поможет».
Вот с двумя номерами телефонов и «табачком от Юры для Миши» в чемодане я и оказалась в аэропорту города Тбилиси.
Перед отъездом из Перми мне пришло в голову раздать друзьям все мои теплые вещи. Но в феврале, в отличие от декабря, розы в столице Грузии не цвели, а валом валил снег. Дороги от аэропорта к новому своему жилищу я не знала, Московский проспект оказался на такой окраине, что дальше была только «Африка». Это не метафора: самая-самая окраина в Тбилиси и сейчас так называется. Ехала я на автобусе и трамвае в неизвестную сторону, сошла «не там», а после брела и брела в замшевом плащике, проваливаясь по щиколотку в снег, который даже и не собирался никто разгребать, потому что сам растает. И вспоминала Наталью Гончарову, ее походы по пермским непомерным сугробам. Как ни странно, воспоминание придало мне силы и бодрости. К сумеркам я все же оказалась почти что в Африке, на Московском проспекте. И зашла в свой дом. На четвертом этаже позвонила в одну из трех дверей, открыла соседка и выдала мне ключ от моей квартиры…
Я думала, что вот сделаю ремонт, через три недели приедет мебель, еще через неделю привезут дочку, а на работу устроюсь дворником (в наших краях дворников всегда не хватало, ими нередко работали диссиденты, поэты и другие деклассированные граждане)… Ремонт я сделала, дочка приехала, но про работу я размечталась. Дворниками в Тбилиси полтора тысячелетия работали курды. В прошлом веке Пиросмани их писал: бородатых, в форменных фуражках, в белых фартуках, с лохматыми метлами, с очень печальными глазами. Они не изменились. Так бы они меня и пустили в дворники… мафия.
Но как-то все сложилось. По-другому, по-новому. По-тбилисски.
Я встретилась там и подружилась навеки (сейчас уже можно так сказать, потому что двадцатый век кончился, двадцать первый катит) с людьми, без которых жизни своей не мыслю.
Но началось все, как пожелала Наталья Гончарова, со знаменитого на весь русский поэтический мир литературоведа и редактора Гии Маргвелашвили. Он первый в Тбилиси заглянул мне в глаза, напоил меня чаем с вареньем. И довольно скоро опубликовал в «Литгрузии» мои стихи. А друг Давыдова Миша привел меня в редакцию Тбилисской «Вечерки», в отдел науки и культуры, и меня взяли «на договор», без зарплаты, но с гонорарами. За год я узнала весь город, буквально от подвалов до чердаков. Познакомилась с десятками, нет, с сотнями людей, занимающихся не только культурой и наукой. Познакомилась в разное время и при разных «исторических эпохах» с тремя режиссерами грузинских фильмов — тех самых, увиденных в клубе Госторговли.
А однажды на проспекте Руставели случайно встретилась с Натальей Гончаровой. Она вернулась в Грузию… И уже я познакомила ее с автором «Не горюй!» Резо Габриадзе, с которым меня познакомил, в свою очередь, Андрей Битов, а с ним мы по-настоящему познакомились все в той же Пицунде, в Доме отдыха писателей, но не на балконе, а в лифте…