Хотя на небе не было ни облачка, женщина держала сложенный зонтик, которым стала угрожающе потрясать в его сторону. Как по команде, лабрадор зарычал, обнажив клыки. А теперь и еще несколько человек обратили на них внимание. Он отступал, она надвигалась.

Ему удалось прикрыть ширинку двумя вялыми страницами. Неловко, как ходячая палатка. Краем глаза он увидел, что кто-то вроде бы полез за сотовым телефоном. Надо что-то сделать, и побыстрее. В конце концов он стиснул зубы до скрежета, зажмурился и резко дернул. Боль оглушила его, но он вырвался. Он застегнул «молнию» — спокойно! — бросил брошюру, подобрал хлопающие страницы и заковылял прочь. Не слишком быстро, а то это будет выглядеть подозрительно.

Женщина с собакой опять потрясла зонтом.

— Не смейте сюда являться!

— Я ухожу, ухожу.

— В следующий раз я вызову полицию.

Пройдя половину квартала, он рискнул оглянуться и увидел, как ее очертания уменьшаются вдали. Ему показалось, что он услышал последний крик и лай собаки, прежде чем завернул за угол. Вот две суки.

Может быть, она еще следит за ним или пошла докладывать. Пройдя Дилейни-стрит, которая находилась уже в нескольких кварталах от парка, Тед остановился, сложил страницы как можно аккуратнее и перегруппировался — этот глагол часто употреблял Дон на работе. Только из осторожности он решил вернуться к машине окольным путем. В конечном итоге он поднялся по холму Черной Собаки, как он его называл, но с другой стороны. Еще пять кварталов, и он вернулся на Гарнер-стрит, где оставил машину. Дом-замок и изгородь нависали громадой, как будто хотели сожрать его машину. Ветка все еще лежала на тротуаре в том месте, где он ее бросил, и он подумал, не шмякнуть ли ею по почтовому ящику, просто наудачу. Потом он заметил, что на лужайке соседнего дома играют сын и отец.

Отец пнул футбольный мяч в сторону мальчика, который не обратил на него внимания.

— Ну давай же, Алекс, подбери мяч! — крикнул отец. А потом, когда мальчик наклонился, чтобы взять его руками: — Нет, без рук, понятно?

— Давай поиграем во что-нибудь другое. — У мальчика был такой вид, будто он хотел вернуться в дом. Его узенькие плечи устало и обиженно ссутулились. Вдруг Тед понял, что это те самые отец с сыном из булочной. Отлично. Черт, только бы успеть сесть в машину.

Но было уже слишком поздно. Мальчик, возможно желая только насолить отцу, подбежал и пнул мяч, и тот вылетел на проезжую часть. Он не мог бы попасть точнее, даже если бы прицелился. Мяч подкатился к Теду и остановился прямо у его ног. Тед не мог сделать вид, что ничего не заметил, и просто перешагнуть через мяч. Ладно. Лишь бы побыстрее закончить. Он взял мяч и бросил его назад.

— Папа, это тот человек с печеньем! — Алекс был в полном восторге. — И смотри, он тоже взял мяч руками!

— Да.

Отец с раздраженным видом поблагодарил его. Но когда Тед направился к машине, отец вышел вперед. Он ничего не сказал, но стоял неподалеку, пока Тед садился в машину и трогался с места так быстро, как только мог. Он медленно ехал вперед, пока не понял, что не снял машину с ручника. К тому времени отец уже вышел на тротуар. «Хочет записать мой номер», — подумал Тед. Отличное завершение отличного дня. Чертов Фэрчестер.

Когда он вернулся домой, перенервничав, он взял «Фэрчестерский вестник» и бросил на кухонный стол. Потом вернулся к машине, чтобы забрать пакет с булочками, забытый на заднем сиденье. Их он кинул на кухонную стойку. Только тогда вспомнил, что ходил за покупками и сумка с продуктами еще лежит у него в багажнике. Он иногда забывал вещи в багажнике.

Успокойся, сказал он себе. Возьми почитай газету. Он опустил глаза на заголовки. Предвыборная кампания набирает обороты… в этом году ожидается дефицит бюджета… о господи. Он внимательнее вгляделся в статью, которая начиналась в нижнем правом углу и продолжалась на шестой полосе. Жители Бронксвилла обратились к городским властям с петицией о переселении преступника, судившегося за половое преступление, который недавно переехал туда после условно-досрочного освобождения. В соответствии с законом Мегана[11], опасность рецидива… «Мы не имеем права с этим мириться…» Разгневанная мать двоих детей школьного возраста, к которой присоединились и другие родители близлежащих районов… хотя для выселения нет законных оснований. Адвокат общины опроверг тезисы, выдвинутые Американским союзом гражданских свобод. «Вопрос не в том, уплатил ли он свой долг обществу…» У Теда душа ушла в пятки. Он торопливо дочитал статью, где также мельком говорилось о химической кастрации, потом сложил газету вдвое, вчетверо и, наконец, с усилием, ввосьмеро. Он посидел за кухонным столом, проходя цикл от страха до гнева, словно какой-то перегревшийся прибор. За тобой всегда будут охотиться, никогда не успокоятся. Он подумал, интересно, не связано ли его увольнение из «Взаимной лояльности» с его пристрастиями, а не с тем, что он напортачил. Наверное, нет, но как узнаешь. В конце концов он поднялся и стал медленно распаковывать покупки, раскладывая по шкафам, как будто на случай осады. Его аварийный план состоял в том, чтобы позаботиться о самом себе, раз больше никто этим заниматься не станет.

Позднее тем же вечером его манили и компьютер, и стопка видеокассет, и дверь в Темницу, но вместо этого он сел на диване с книгой. Это был потрепанный «Питер Пэн», которого подарила ему мать. Он читал и читал и наконец пошел спать вместе с книгой, дочитав последние страницы полулежа на подушке. Ах, потерявшиеся мальчики. Перед тем как выключить свет, он включил шум волн (почему не предусмотрен вариант «забвение»?). Потом он сделал то, чего не делал много лет. Подоткнул себе одеяло и поцеловал на ночь.