– Не начинай снова. Нельзя использовать те ниточки против воли человека. Тогда она была без сознания и умирала, теперь сама не хочет жить.

– Так много изменилось в укреплении, – шепнула Илия, – люди удивлены: человек в одиночку смог победить трёх мори. Это чудо. Ваши боги полюбили людей и стали нашими богами, да будут благословенны их ветра удачи. У людей появилась надежда. Это бесценно, это будущее!

– Кажется, она проснулась. Саша, Саша, – звал бархатный голос Гриса, увлекаемую в безликую пучину сна победительницу трех мориспен.

В этот раз сон был глубокий, освежающий и, открыв глаза на хорошо изученный каменный блок, Саша равнодушно подумала, что умирает.

– И вовсе не страшно и не больно, только может остаться…как-то не хочется пока.

На просторной кровати во время болезни Саша спала исключительно отвернувшись к стене. У противоположной стены на каменном диванчике, покрытом синим матрасом из водорослей сидя спала Гелла. Спала она, скрестив руки на груди, и, думается перед отходом ко сну хмурилась, глядя на спящую Сашку, на ее безразличие и не послушание. Вылитая Фрекен Бок, не терпящая отступлений от утвержденных внутренней цензуры ценностей. Не то, чтобы она – плохой человек, вовсе нет. Замечательный человек, еще и ярый консерватор. Во сне у нее милое лицо. Оказывается, чтобы стать приятным человек нужно расслабиться.

Саша села на край кровати, дождалась пока перестанет кружиться голова, по глоточку не спеша и растирая ножки, выпила сладкий отвар из ягод. Привкус непривычный, но приятный. За одиннадцать дней лежания ноги словно и забыли, как ходить. Голова чуть кружилась при каждом шаге, но не так сильно, чтобы будить уставшую за день Геллу. Входная дверь в гостиной закрыта. Всё осталось таким же, как было в ночь похищения. Мориспен проследили за собирающими травы и мох бангки и тайком проникли в укрепление. При этом погибли три человека, в том числе тот юноша-дозорный и трое женщин-бангки. Хала лежит в маленьком госпитале на уровне, где живет ее народность и не приходит в сознание. Ее глубокий сон вряд ли когда-нибудь закончится, слишком серьезные раны.

– Надо обязательно навестить, ведь она – первая кого я встретила в этом мире, помогала мне, учила языку. Может все-таки случится маленькое чудо, может драгэти смогут вырвать целительницу из царства сна и залечить раны, – подумала Саша и открыла дверь в ванную комнату, где теплая вода и мягкая губка из водорослей смывали новые, засохшие капельки липкой жижи с неузнаваемого Сашиного тела. На правом бедре синяк, на левом колене желтый синяк, на руках и животе такая же «живопись». Застыв под душем она притянула левую руку. Мизинец перевязан материалом бежевого цвета, закреплен мягкой, широкой повязкой у самого основания. Вздрогнувшими пальцами Саша развязала повязку и подумала, что это ужасно. Просто ужасно выглядит оставшийся на месте прелестного пальчика обрубок. Долгожданные слезы смешивались с теплой водой и если и приносили облегчение, то совсем не такое сильное, на какое можно было бы надеяться. Испытания меняют нас безвозвратно, сама жизнь неотвратимо меняет нас вызывая совсем разные чувства – у кого-то сострадание, у кого-то желание защищаться и больше никогда не пережить подобное испытание перерастает в озлобленность. Как остаться человеком в нечеловечески-жестоком мире? Как не зачерстветь? Не закрыться безразличием, за работой, осуждением, не огрубеть до жестокости, остаться здесь и не стать частью этого круговорота? Обратный путь до постели величием подвига можно сравнить с путешествием Колумба. Кружилась голова и троекратно усилилась боль в пальце. Саше не спалось, она думала о том, как можно жить с таким ужасным пальцем, что она теперь может делать, как прежде, а что не может. Пусть откушенная часть мизинца мала по сравнению с телом, это «тоже я». Тоже моё!

– Переварит мой мизинчик и выкакает. Надеюсь, ноготь вопьется ему в кишки!..Ан нет, не вопьется. Я же его грохнула, – злорадно подумала Сашка, и едва дрогнувшие уголки губ означали улыбку.

Так прошло около двух часов плодотворных раздумий с активным участием воображения. Левый мизинец выполняет не так уж много функций, без его участия можно шить, кроить, готовить, есть, мыться, можно делать почти всё, что делала раньше. И кинжалы метать тоже можно. Мизинец на левой руке это как пятое запасное колесо в левом ряду и если искать позитивные моменты, то хорошо, что мориспен откусили не правый указательный палец. Отрицательного, правда, тоже хватает: нельзя полноценно работать на клавиатуре, Сашка печатала левым мизинцем. Ни одним только левым мизинцем, конечно же нет, но активно использовала его при печати, нельзя будет в моменты задумчивости стучать большим пальцем по мизинцу, нельзя будет сделать маникюр. Не получится оттопырить мизинец. Гармония двух ручек нарушена. Раздумье прервал звук открывающейся двери в гостиной, и скоро в спальню заглянула копна дивных вьющихся волос вместе со своей хозяйкой.

– Оооо, – необычайно ласково, как тянут при виде маленьких, умилительных котят, протянула Эльна и добавила, – Заходите, она проснулась.

– Проходной двор какой-то, – подумала Саша и спрятала искалеченный палец под одеяло.

В спальню вошли Эльна, Перекоос и Отика. Все приветливо улыбаются.

– Видимо я сделала что-то хорошее и пока не знаю об этом. С чего это все так подобрели или это из разряда: ни хороший, ни плохой, просто бедненький больной?

И тут Отика прервал молчание: – Милая сэвилья, мы переживали за тебя, видят боги. Посмотри ясными глазами.

– Ты стала героем, – восторженно перебила Эльна, – люди воо…как там правильно: воодушевлены. Такого не бывало: одна сэвилья справилась с тремя мори. Если так смог один человек, то сможет и другой человек. Мори безупречны, неуязвимы. Так все считали. Только вестники справятся. Так думали…словно тень спала с нас, – не сумев подобрать слова к безмерному восторгу, Эльна замолчала. Ее серые глаза сверкали от счастья, от чувства освобождения и неведомой раньше легкости.

На этом сюрпризы не закончились. Отика вдруг признался: – Вестники решили не называть тебя ясной, ведь главный признак ясной – вестническая кровь, хотя кое-кто считает: признаки будут проявляться и чаще и сильнее и всё же прошлая жизнь есть прошлая жизнь. А ты сама что-нибудь помнишь о прошлой жизни? Я бы хотел помнить эту жизнь, потому что родиться вестником – это лучшее, что могло случиться в мирах. Я буду тайком называть тебя ясненькая. Хорошо? А…но на драконах лучше не летать и даже на Буром. Ты чем-то расстроена?

Саша кивнула.

– Расскажи. Мы постараемся помочь, – дружелюбно предложила Эльна, и остальные закивали в знак согласия. Интересно, она говорит искренне или искусно подстраивается под общее настроение.

– Они отрубили мне палец, – наконец прошептала Саша, застывшим в ожидании гостям. Перекоос громко выдохнул и сказал: – Хвала богам, я думал что-то серьезное случилось. В остальном же всё целое, подумаешь палец! Еще девять осталось, – осекся риспиец под гневным взглядом любимой женщины.