– Они не паразиты, не опасны людям, если не гулять ночью в одиночестве по лесу …без оружия и огня. Можно не беспокоиться, они не охотятся на людей. Если только в азарте охоты встретят человека.

– Прям легче стало, – с легкой иронией, которую Аорон будто бы не заметил, сказала Саша.

– А еще одни ребята устроили потоп, чтобы уничтожить всё человечество за промахи и ошибки, – уже определенно точно извратила историю Саша.

– Чтоб сразу и всех? Бессмысленное зло ради бессмысленного зла. Это точно не мы. Ты хочешь какого-то вкуса, – неожиданно сказал Аорон.

– Ты умеешь читать мысли? – насторожилась Саша.

– Когда думают громко, то могу. Я наблюдал: люди тоже умеют читать мысли, человек скажет: – ой, я как знал. Ты очень хочешь черный, сладкий, горячий…

– Кофе. Можно? – спросила Саша и Аорон кивнул.

О, это божественно. Никогда Саша не была так рада чашке сладкого кофе. Без сливок, пожалуйста. Просто черный, клубящийся кофе в каменной кружке, которая как водится в этих местах появилась из неоткуда.

– Спасибо, – протянула она и сделала третий глоток.

– Обмануть рецепторы не сложно. Пей, хоть каждое утро могу приносить …эту радость, – с нотками флирта сказал Аорон, и в швейной мастерской зазвучала музыка. Играла «К Элизе» Бетховена. Какое странное совпадение. Сашина мама во время шитья ставила подборку классической музыки, всякий другой фон ей мешал, а тишина давила. Саша же как лютый меломан не имела четких предпочтений в музыке и ориентировалась на настроение.

– Вчера эта музыка долго звучала рядом с тобой. Красиво. Кто это придумал?

– Бетховен, – ответила Саша, завороженная и кофе, и музыкой, и переменами в Аороне. Вчера эта мелодия и впрямь «заела» в голове, а сейчас «К Элизе» разлилась по пустой мастерской, по сводам потолка, отражалось от стен, торжествовала, очаровательная, чарующая в долгом молчании чужого мира каждая нота поднимала всё выше и выше, к двум светящимся лунам, затрагивая каждую струну внутреннего оркестра. Хотелось, чтобы это удовольствие длилось бесконечно долго. Аорон слушал внимательно, с удовольствием впитывая каждую ноту. И когда мелодия смолкла, и стало ослабевать послевкусие, Саша с гордостью сказала: – Бетховен – человек.

– Нет, – уверенно заявил Аорон и по сводам прокатился мягкий смех девушки: – На самом деле я тоже в это не верю. Мы называем таких людей гениями, – и, погрев руки о чашку и отхлебнув, протянула, – вкусно.

– Саша тоже аппетитная, – заявил Аорон и в упор посмотрел ей в глаза и вдруг покачал головой, словно перепутав, – у нас с мориспен разный голод. Я не о том.

Саша смутилась, но, пожалуй, настроение было чудесным и сказано было как-то естественно и легко, что можно записать за грубоватый комплимент: – В моем мире такая откровенность считается грубостью, – мягко сказала она.

– Какой промах, да? – с очарованием нахальства ответил Аорон, слез со стула, подошел к девушке и взял в руки кинжал. Драгэти нажал на верхнюю часть рукояти и легко вытащил кинжал из ножен. Возле стола с золотом появилась стенка с круглым полем.

– когда-нибудь метала кинжалы? – спросил Аорон.

– Нет, – ответила Саша, ежившись от его близости.

– Учись. Пригодится. Кинжал – продолжение руки. Смотри на цель и …, – протянул Аорон и можно было не сомневаться, золоченный кинжал полетит ровно в центр круга. И он там скоро и оказался, ровно в центре, а в следующее мгновение также изящно лег обратно на стол вместе с двумя кожаными, широкими поясами. В каждом поясе, по меньшей мере, пятнадцать более узких и коротких кинжалов. Пояс крепился на пояс, при необходимости женщина может перебросить через плечо этот метательный запас. Обойма кинжалов. Саша взяла «вернувшийся» кинжал и в глазах Аорона мелькнуло удивление, потому что клинок попал в цель. Неважно, что попал ниже центра, главное, попал. Драгэти вернул кинжал себе в руку и протянул рукоять Саше и подошел еще ближе. У Саши заложило уши, как от спуска под воду.

– Не бойся меня, я не паразит, – сказал Аорон.