Прелесть колонки «Сто открытий» и секрет ее мгновенного успеха состояли в том, что она вызывала у читателей иллюзию, будто все происходящее находится у них под контролем. Они получали список впечатлений, которые может подарить им то или иное место: живописный вид («Полюбуйтесь на Тадж-Махал из окна отеля “Оберой Амарвилас” в Агре»), необычное блюдо («Попробуйте тушеные бамбуковые роллы – ими славится знаменитый ресторан “Тан Корт” в центре Гонконга») и, наконец, нечто особенное, чего больше нигде не найти («Не забудьте купить пачку только что изготовленной бумаги на единственной бумажной фабрике в Амальфи – она работает с 1592 года!»). Читатели выполняли мои рекомендации, получали удовольствие, фотографировались на память, и у них возникало ощущение, что они не только познакомились с новым местом, но и порвали на время связь со своей настоящей жизнью.

Мой редактор Питер Шеперд, престарелый англичанин лет ста и один из моих любимых представителей человеческого рода, недавно заметил: «Говоря словами Стейнбека…» (с тех пор как Питер пишет роман, который сам он называет британской версией «Квартала Тортилья-Флэт», он пользуется малейшим предлогом, чтобы процитировать Стейнбека). Так вот, как сказал Питер, «…путешествие похоже на семейную жизнь. Вы непременно попадете впросак, если будете думать, что тут все зависит от вас»[2].

И, нравится мне это или нет, Питер в чем-то прав. «Сто открытий» были своего рода обманом, а ощущение контроля – лишь иллюзией. Чтобы испытать на себе магию Биг-Сюра, например, нужно целый день сидеть на камнях рядом со зданием почты и слушать, как за спиной шумит океан. Но у большинства людей нет ни времени, ни желания целый день торчать без дела у здания почты. Зато у них наверняка найдется пятьдесят минут на то, чтобы съездить к мосту Биксби-Крик – удивительно живописному месту, где скалы встречаются с морем, – и с чувством удовлетворения вычеркнуть этот пункт из списка.

Я всегда старалась вызвать у читателей чувство, что они сбегают от реальности, вырываются из тисков повседневной жизни, выходят за привычные рамки. Отражали это и названия рубрик: раздел о достопримечательностях назывался «Открой глаза», а раздел, в котором я призывала сойти с проторенной дорожки, – «Выйди не в ту дверь». И я никогда не рассказывала ни об избитых достопримечательностях вроде статуи Свободы, ни о банальных блюдах вроде фирменного пирога в закусочной «Рэйс Пицца» в Вест-Виллидж. Но самое большое значение я придавала последней рубрике – «Найди изюминку». Она должна была не только заинтересовать, но и создать у читателей ощущение, что теперь они видели все и можно спокойно возвращаться домой.

В первые дни после ухода Ника меня преследовала одна и та же мысль: если бы он писал статью обо мне в колонку «Сто открытий», что бы он в нее включил? И что бы поместил в последнюю рубрику? Этот вопрос мучил меня больше всего: в какой момент Ник осознал, что теперь знает обо мне все и может двигаться дальше?

Ник ушел сам – слабое, но все-таки утешение. В тот же день он уехал к родителям. Или к своей новой девушке. А может, к чертовой бабушке – он не уточнил, а я не спрашивала. Зато Ник сказал, что не станет ни приходить, ни звонить, ни пытаться разделить наши сросшиеся жизни (общий банковский счет, дом, машины, компьютер), пока я не буду готова. А когда я буду готова, когда мы оба исцелимся, я могу сама ему позвонить. Именно это слово он и употребил – «исцелимся». Удивительно, как я не дала ему пощечину…

Я была слишком потрясена, чтобы злиться. Поначалу я даже не ощущала боли. А потом ощутила. Я не могла ничего делать – просто лежала в постели целую ночь, да и большую часть дня, и слушала, как скрипят половицы. Сердце словно переместилось в груди, и я постоянно чувствовала его, неродное и отяжелевшее.

А на десятый день ко мне в дом, таща за собой трехлетнюю дочку Сашу, ворвалась моя лучшая подруга Джордан, она же Джордан Алиса Райли, международный адвокат, сногсшибательная красотка и неисправимая командирша. Пришла Джордан без предупреждения, а дверь открыла своим ключом, так что о ее приходе меня известило только громкое: «Вот и мы!»

Мы с Джордан подружились еще на первом курсе – в первую же неделю. В соседки по комнате ей досталась полоумная девица, помешанная на сериале «Спасенные звонком». Я жила через стену, и уже на второй неделе Джордан практически переселилась ко мне. Остальное – наша история. Наша чудесная, трогательная история. Мы знали друг друга по-настоящему, как можно узнать человека только в ранней молодости, пока жизнь не обрастет сложностями, а разбираться в себе не становится одновременно легче и тяжелее.

Мы знали друг друга настолько хорошо, что утром десятого дня я встала с постели, приняла душ и надела джинсы и сиреневый топ. Джордан даже не позвонила, но я чувствовала: она придет. Мне хотелось показать, что со мной все в порядке, о чем и должен был сигнализировать сиреневый топ: люди, которым плохо, не носят сиреневое. Они носят черное. Ну, или зеленое.

По той же причине я сидела за кухонным столом и делала вид, будто работаю, – ради Джордан, чтобы она поменьше обо мне волновалась. К тому же я была бы не против, если бы она рассказала Нику о том, в каком состоянии меня нашла.

Ведь Джордан – сестра Ника.

Мы с ним познакомились на нашем с Джордан выпускном. Ник утверждал, будто влюбился в меня в тот же день, но я в этом сомневаюсь. Во-первых, встречаться мы начали только через несколько лет. А во-вторых, студенческий берет и мантия еще никого особо не красили.

Джордан остановилась на пороге кухни, уперев руки в бедра, и окинула меня критическим взглядом.

– Что же, – констатировала она, – во всем есть свои плюсы. Ты похудела фунтов на шесть, а может, и больше…

Я подошла и обняла подругу, крепко обвив ее шею руками, а Саша прижалась к моим ногам. Джордан плакала – плакала сильнее меня, а ведь обычно она чувствительностью не отличается. Правда, о каждой моей статье Джордан писала письмо редактору, поэтому я верила, что в глубине души она человек чуткий и нежный. И все же за неполных пятнадцать лет нашей дружбы я видела ее слезы ровно два раза, и это был второй из них.

– Итак, – сказала Джордан, отстраняясь и вытирая глаза. – Я зашла в веганский ресторан в Пасифик-Палисейдс и купила того отвратительного салата из капусты кале, который тебе так нравится.

– Правда?

– Да. Пахнет там почему-то индейкой. В общем, я купила целый фунт этого безобразия и еще канистру твоего любимого кофе. Первым делом мы сядем за стол, и ты поешь.

Это был скорее приказ, чем предложение.