До сих пор в наших эротических играх тон задавала Энджи. Я позволял ей выбирать ритм, создавать сексуальный настрой. Было невыразимо приятно, когда она обнимала меня, привлекала к себе, стягивала с меня футболку, прижималась к губам.
Но сегодня я не мог сдерживаться. И не хотел.
Дверь захлопнулась. Я схватил ее футболку за нижний край и сдернул одним рывком, даже не дожидаясь, пока она поднимет руки. Потом скинул футболку с себя, да так, что ткань затрещала по швам.
Ее глаза блестели, рот приоткрылся, дыхание стало прерывистым. Я тоже задыхался, в ушах стучало сердце, билась кровь.
Столь же стремительно я сдернул с нас обоих остатки одежды и швырнул их в груду чистых и грязных шмоток на полу. Одним движением смахнул с кровати книги и бумаги. Мы рухнули прямо на нерасстеленные простыни, стиснули друг друга в объятиях, наслаждаясь слиянием наших тел. Прижавшись в поцелуе к моим губам, она застонала, я ответил тем же, и ее голос эхом откликнулся в моих голосовых связках, и чувство это было таким интимным, что у меня голова пошла кругом.
Вдруг она отстранилась и потянулась к тумбочке. Достала из ящика белый аптечный пакетик и бросила на кровать. Я заглянул внутрь. Презервативы. «Троджанс». Спермицидные. Дюжина в пачке. Нераспакованные. Я улыбнулся ей, встретил ответную улыбку и раскрыл коробку.
Много лет я думал, как это произойдет. Представлял себе по сотне раз на день. Бывали дни, когда вообще ни о чем другом думать не мог.
И все равно это оказалось не так, как я себе воображал. В чем-то лучше. В чем-то гораздо хуже. Пока это длилось, кажется, миновала вечность. А когда закончилось – словно и мгновения не прошло.
И главное – что-то изменилось. Во мне и между нами. Вроде бы я – это я, но в то же время какой-то другой.
Внезапно нам обоим стало неловко. Потупившись, мы собрали разбросанную одежду и оделись, избегая касаться друг друга и старательно пряча глаза. Я достал из коробки на тумбочке бумажную салфетку, завернул использованный презерватив, отнес в ванную, обмотал для верности туалетной бумагой и сунул поглубже в мусорное ведро.
А когда вернулся, Энджи сидела на кровати и играла в иксбокс. Я осторожно сел рядом, взял ее за руку. Она посмотрела на меня и улыбнулась. На нас обоих нахлынула какая-то странная слабость, даже руки дрожали.
– Спасибо, – вымолвил я.
Она ничего не ответила. Опять обернулась ко мне, широко улыбаясь, но по щекам катились крупные слезы.
Я обнял ее, и она жадно прижалась ко мне. Прошептала:
– Ты хороший человек, Маркус Яллоу. Спасибо тебе.
Я не знал, что сказать, поэтому лишь крепче обнял ее. Лишь очень нескоро мы разомкнули объятия. Ее слезы уже высохли, а улыбка на губах осталась.
Она указала на мой иксбокс, валявшийся на полу возле кровати. Я понял намек, поднял его, включил и вошел в сеть.
Там все было по-прежнему. Полный ящик писем. В блогах, которые я обычно читал, множество новых постов. Спам. Бог ты мой, сколько же спама я получал! Мой шведский почтовый ящик постоянно взламывали и использовали как обратный адрес для рассылки спама по сотням миллионов интернет-адресов, так что все сердитые отповеди и шишки сыпались на меня. Понятия не имею, кто за этим стоял. Может быть, ДВБ тянула лапы к моему почтовому ящику. А может, просто чьи-то глупые шутки. У Партии пиратов на серверах стоят хорошие спам-фильтры, к тому же эти ребята выделяют всем желающим по пятьсот гигабайт пространства для хранения электронных писем, поэтому я не опасался, что мутный поток спама захлестнет меня с головой.
Я отфильтровал весь спам и удалил. Для писем, зашифрованных моим открытым ключом, у меня был отдельный ящик, так как они, скорее всего, написаны икснеттерами и нуждаются в особой защите. Спамеры еще не сообразили, что использование открытых ключей сделает их рассылки более правдоподобными, поэтому до поры до времени система работала неплохо.
В секретном ящике лежала пара десятков сообщений от людей из сети доверия. Я пролистал их. Ссылки на видео и фотографии о новых злоупотреблениях ДВБ, полные ужаса рассказы на тему «Еле успел смыться», ругательные отзывы на мой последний блог. Все как обычно.