— Что ты сказала? — произнес выведенный из задумчивости Август.

— Сколько ни приезжаю сюда, каждый раз убеждаюсь, как они отстали. Гляжу на этого Вильгельма, и мне кажется, что я приехала не в Персию, а в Германию восемнадцатого века. Эти разодетые слуги, эта мебель, да и Юзеф со своими бакенбардами. Просто не знаю, в музее я или в театральной реквизиторской, — иронизировала Кристина.

— Тебе нравится этот соус? — сменил тему Август.

— Что?

— Он тебе нравится?

— Ты заметил, как кланяются эти служанки? Жалкая оперетка, — продолжала Кристина.

— Попробуй этот соус. Он просто великолепен! Наверняка ты в жизни не пробовала ничего подобного. Он называется «фесен-джун».

— Взгляни! — Кристина указала на крест над дверью. — В доме еврейки — и кресты на каждом шагу. Просто смех разбирает. Жалкая комедия…

— Попробовала?

— Что?

— Соус. Как только попробуешь, то сразу убедишься, что еда гораздо более приятное занятие, чем самая интересная дискуссия.

— Ты точно такой же, как твой брат. Сибарит, — заключила она с упреком.

— В конечном счете самое главное в жизни — это удовольствия, которые она нам доставляет.

— Ну, знаешь! У меня пропал аппетит.

Кристина отодвинула свою тарелку и стала ждать, когда Август окончит ужин.

После ужина они перешли в зеркальный зал. Попивая кофе, слушали по радио музыку. Кристина видела тысячи своих изображений в маленьких зеркальцах, украшающих стены. На ее губах появилась горькая усмешка. Она громко сказала:

— Я, доктор антропологии, должна стоять в очереди, чтобы получить пару килограммов картошки и кусок мяса! И еще неизвестно, получу ли. Мы живем в Берлине в двух комнатах с потеками на стенах, а эта пройдоха, еврейка, ты только посмотри, как она устроилась! Живут тут как короли.

Август не ответил. Попробовал, как обычно, сменить тему. Показал Кристине фотографию в старой резной рамке:

— Взгляни, рядом с кайзером стоит наш отец…

— Вы только прошлым и живете!