Новости теперь шли из студии. К его изумлению, они читались не обычным диктором второго канала студии Лос-Анджелеса, который выполнял обязанности комментатора в утренней программе. На этот раз новости вел известный обозреватель.

– С каких это пор репортажи о таких происшествиях стали сообщать в национальной программе новостей?

– Но ведь на тебя было совершено покушение, – сказала Пейдж.

– Ну и что? Да сейчас по всей стране каждые десять секунд совершаются гораздо более серьезные преступления.

– Но ты пользуешься известностью.

– Черта с два.

– Тебе, может, это и не нравится, но ты действительно известная личность.

– Не такой я знаменитый, всего два бестселлера, и то в мягкой обложке. Ты знаешь, как трудно добиться, чтобы тебя пригласили на пару слов в эту программу? – Он постучал костяшками пальцев по лицу обозревателя на экране. – Труднее, чем получить приглашение на официальный обед в Белом доме! Даже если бы я нанял рекламного агента, готового продать душу дьяволу, то и он не смог бы протолкнуть меня в эту программу, Пейдж. Я еще не дорос до нее. Я для них пустое место.

– Ну… и что ты хочешь сказать? Он подошел к окну, из которого была видна стоянка, и раздвинул шторы. Ранние бледные лучи солнца. Ровный поток машин по тихоокеанской магистрали. Деревья лениво шелестят кронами от дуновения мягкого ветра с моря.

Мирный, обычный пейзаж, но ему он показался зловещим. У него появилось ощущение, что он смотрит в мир, который вдруг стал для него незнакомым, мир, который изменился в худшую сторону. Эта трансформация была, на первый взгляд, совершенно незаметна, скорее субъективна, чем объективна, ее нельзя было увидеть, но тем не менее она была реальной. И надвигалась все быстрее. Может, этот вид из окна – кусочек незнакомой планеты, которую он видит из космического корабля, внешне напоминающий его родину, но которая под этим обманчивым покрывалом недоступна и непригодна для человека.

– Полиция может так быстро сделать анализы крови, но точно знаю, кажется, не в правилах полиции так запросто обнародовать полученные результаты.

Он опустил шторы и повернулся к Пейдж, на лице которой было написано беспокойство.

– Национальные новости? Прямо в эфир, с места происшествия? Я не понимаю, что происходит, Пейдж. Все становится еще более странным.

В то время когда Пейдж принимала душ, Марти поставил стул к телевизору и стал переключать каналы в поисках других новостей. Он поймал еще одно сообщение о себе по местному каналу, а потом еще одно, уже полное, по национальной программе.

Он старался убедить себя, что не сходит с ума, но у него создалось вполне определенное впечатление, что в обоих сообщениях предполагалось, без прямых обвинений, что его заявление полиции в Мишн-Виэйо было ложным, а мотивом этому послужило или его желание сделать рекламу своим книгам, или что-то еще похуже, чем обычный карьеризм. Обе программы использовали фотографию из последнего журнала "Пипл", на которой он был похож на зомби, с горящими глазами, выглядывавшего из темноты, злобного и безумного. И в том, и в другом сообщении упорно, упоминались три пистолета, которые забрала у него полиция, как будто он был каким-то бандитом, живущим в бункере, доверху набитом разным оружием и боеприпасами. К концу третьего сообщения он подумал, что это делалось специально для того, чтобы стало ясно, что он может быть опасен. Намеки были не явными и умело замаскированными, их смысл скорее угадывался в интонации диктора и выражении его лица, чем в словах, которые он произносил.

Потрясенный, он выключил телевизор. Какое-то время Марти сидел, продолжая смотреть на темный экран. Серый цвет трубки как нельзя лучше соответствовал его настроению.

Когда все наконец умылись и оделись, девочки уселись на заднее сиденье БМВ и аккуратно пристегнули ремни безопасности, пока их родители складывали вещи в багажник.

Когда Марти захлопнул багажник и запер его, Пейдж заговорила с ним шепотом, чтобы Шарлотта с Эмили не могли ее услышать:

– Ты действительно уверен, что мы должны заходить так далеко, поступать именно так? Неужели все так серьезно?

– Я не знаю. Я уже говорил тебе, что все время думаю об этом. С тех пор как проснулся, с трех часов ночи и до настоящего момента не уверен, не преувеличиваю ли я опасности.