— Не нужно! — стоял на своем Морг. В голосе его слышалось отчаяние. — Форт уже совсем близко!

— Форт? О чем это ты?

— Ну, где ларец спрятан. Форт-Лоренс, голландское поселение. Нам надо дальше ехать, мы можем поспеть туда к…

— К ночи? — перебил его Грейтхаус. — В такой дождь? Только если на нас из этой лачуги ружье наставят.

Он направил лошадей по грязи к обочине, и повозка съехала с дороги. И Грейтхаус, и Мэтью успели увидеть рядом с домишкой небольшой сарай, и никакие уговоры Морга ехать дальше, к Форт-Лоренсу, не возымели ни малейшего действия: партнеры вымокли, замерзли, им было не по себе от этой поездки — у каждого была на то своя причина, и свет лампы за ставнями манил не хуже, чем блеск золота.

Если, конечно, их примет тот, кто здесь сейчас живет, а это было неизвестно.

— Мэтью! Пойди постучи в дверь, — сказал Грейтхаус.

— Я? Почему я?

— Ты одет как джентльмен. Насквозь промокший, но все-таки благородного вида. Иди.

Мэтью слез с повозки и по трем каменным ступенькам крыльца, опиравшегося на большие плиты, поднялся к двери домика. Жилище было бревенчатым, с заделанными глиной стыками, — как и остальные постройки Нью-Юнити. Все тут было потрепано непогодой, потемнело от дождей и имело зловещий вид. Окна плотно закрыты ставнями, но сквозь щели виднелся свет — видимо, от нескольких свечей. Мэтью бросил взгляд назад, на Грейтхауса, гордо выпрямившегося на облучке, — насколько это позволял холодный проливной дождь, — потом сжал руку в кулак и постучал в дверь.

Он с волнением ждал. Внутри дома послышались шаркающие шаги.

— Кто там? — спросили из-за двери. Голос был слабый, тихий, но в нем тоже, пожалуй, прозвучала выжидательная нотка.

«Наверное, старик», — подумал Мэтью.

— Мы проезжали мимо, — сказал Мэтью. — Нас непогода застала в дороге. Можно у вас переждать? Хотя бы в сарае?

Ответили не сразу.

— Сколько вас? — наконец услышал Мэтью.

— Трое.

— Куда… едете?

— В Форт-Лоренс, — сказал Мэтью.

Снова последовало молчание. Мэтью подумал, что хозяин ушел. Через некоторое время дверь вдруг резко отворилась. Выглянувший из-за нее старик держал свечу в деревянном подсвечнике. Колеблющееся пламя окрашивало его в оранжево-желтый цвет. Он был худ, костляв, роста среднего, но в молодости явно был гораздо выше: спина его согнулась под бременем старости. Лицо его испещряли морщины, словно карту, оставленную под дождем и небрежно смятую чьей-то рукой. Оставшиеся кустики волос были белы как снег и тонки, как первый иней, но седые брови росли густо, как летние кукурузные поля. Он наклонил голову влево, потом вправо, и Мэтью понял, что эти ввалившиеся глаза, наверное, видят только его силуэт.