— Брат! — Послышался голос Реймса из-за спины. — Я отправил… Это… Это настойка на корксе?

— Она самая. А что? — Торкель явно не понимал, чем вызвано беспокойство, а я в свою очередь закончил осушать бурдюк и протянул его прежнему владельцу.

— Бляяяя… — Послышался такой родной и знакомый возглас, заставивший меня обернуться лишь для того, чтоб увидеть схватившегося за голову мужчину. — Идиот… Какой же ты идиот, братец…

— Да что, собственно, происхо-о-о-о… — Закончить фразу я не успел, так как возникло очень странное ощущение пронзания пространства и времени, словно на тысячелетнем соколе отправился сквозь бескрайние просторы галактики.

Преисполненный праведного гнева, вызванного невозможностью запылесосить поразительно верткую муху, за которой я гонялся уже более получаса, резко сажусь и открываю глаза. Организм, будучи явно не готовый к столь резким изменениям положения в пространстве, тут же дает команду на взлет вертолетно-тактической группы. Она же, вызвав звон в ушах от шума винтов и паническую самоликвидацию вестибулярного аппарата, спешно приземляет меня обратно головой на подушку.

— Я родился… — Страдающим голосом выдавливаю из себя приветствие фиолетового инопланетного чудовища. — Родите меня обратно…

Медленно поворачивая голову из стороны в сторону — осматриваю помещение. Комната кажется незнакомой. Стены, выложенные из окрашенного в бежевый цвет камня, были испещрены маленькими трещинками, в которых старательно прятались остатки сумрака, разгоняемого парой довольно прилично выглядящих светильников. Потолок, на удивление ровный, не отличался цветом от стен. Полы же были выложены некоей мозаикой из цветных камешков, ни разу мной в этом мире ранее не наблюдаемой.

Не богатое убранство, в виде чайного столика и резного стула с мягкой сидушкой, дополнялось комодом и прикроватной тумбочкой, на которой так услужливо были оставлены кувшин с неизвестным содержимым и керамическая кружка.

— Йооо… — Стоны и причитания вновь вырвались из моих уст, стоило лишь попытаться сесть на кровати и протянуть руку к живительной влаге.

Преисполнившись щедрости доселе невиданной, соизволяю разрешить себе еще минуту отдыха и покоя, дабы собрать мысли в кучу. Впрочем, как выяснилось секундой позже, мысли и без отдыха были свалены в такую кучку-пирамидку, что под ней спокойно можно было бы похоронить не самого бедного фараона-ебибтянина. Причем, даже малейшая попытка вычленить хоть что-то из наваленного, грозила неминуемо обрушить все это безобразие на мою и без того страдающую голову. Страдающую… Голову… Внезапное озарение настигло меня столь своевременно, что даже настроение слегка приподнялось. А, нет, вру… Приподнялось нечто другое под одеялом, но да не суть важно. Если не получается разгрести мысли старые — надо создавать мысли новые.

Элементарным сложением гласных с несогласными прихожу к вполне себе прорывным умозаключениям. Головная боль, вертолеты и сушняк — признак не хилого такого опохмела. А это значит…

— Да неее… Не-не-не! Не надо! — Жалобно скуля и судорожно накрываясь одеялом с головой, уже постепенно осознаю все величие и великолепие того писца, что мог приключится со мной на фоне «неконтролируемого веселья» в сочетании с новообретенным талантом.

Кровать, трижды проклятущая и несговорчивая, отказала мне в возможности провалиться сквозь землю, а в явно паникующем сознании начали зарождаться новые мысли. Во-первых — если организм в состоянии стояния, значит наступило утро. Во-вторых, поскольку никто не пытается отлежать мне руку и помещение выглядит не знакомым — значит я не у старой знакомой… Как её? Ах да, Левра, владелица загородных купален…

Паническая атака закончилась столь же стремительно, как и началась, будучи прерванной панической контратакой и попыткой вспомнить с чего все началось. Вот только вчерашний вечер, не смотря на скрип извилин, полностью вылетел из головы. Впрочем… А вечер ли? И в какой момент я успел броситься в объятья зеленого змея, если сам себе дал слово так больше не делать во имя всех высших сущностей? Ответ затерялся в глубинах сознания, аки один древний волшебник в сером, решивший проверить на сколько глубока кроличья нора…

Если прямой подход не годится — надо идти другим путем, ибо так завещал дедушка Ленин, а он фигни не посоветует. Хмыкнув под нос, ухватываюсь за лапку этой мысли и изображая гусеницу бочком-бочком подползаю к краю кровати, подле которого расположилась тумба с примеченным ранее кувшином.

— Поехали, Юра! — С тихим приободряющим возгласом, ощущая себя реально поехавшим, рывком сажусь на пятую точку и тут же хватаюсь за тумбу руками, дабы открытая Ньютоном гравитация не призвала меня путешествовать по столь загадочным и неизведанным просторам разноцветных полов.

Дрожащей правой рукой мне удается схватится за ручку кувшина, создавая при этом вибрацию тумбочке напряженной рукой левой. Содержимое сосуда, судя по отсутствующему запаху, являлось самой обычной водой. Или отравой. Но если честно — результат употребления у них был бы вполне равноценный, ибо в первом случае мне просто элементарно станет легче, тогда как во втором я тоже сильно мучиться не буду. С чашкой же я решил даже не заморачиваться, поднеся к губам кувшин целиком.

— Аыыгх! Хорошо! — Голос наконец вернулся в норму и перестал напоминать хрипы и скулеж побитой дворняги.

Вернув предметы интерьера на места изначальные, совершаю очередную осторожную попытку осмотреться, избегая излишне резких поворотов головы. В глаза сразу же бросается упущенный ранее момент, причем вполне очевидный. В комнате не было окон. Совсем. Единственное, что выделялось на фоне однотонных стен — это дверь и картина.

— Картина… — Взгляд на крайне скромное произведение искусства вырывает из памяти фрагмент минувших событий.