— Я не могу слезть! — простучал зубами Стрекалис.

— Митька, сидеть! — приказал я собаке.

— Спустите меня отсюда, — потребовал Стрекалис, косясь в темноту, где в напряженной позе замер Митька.

Я не спеша приблизился к забору, в тусклом свете уличной лампочки посмотрел ему в лицо:

— Зачем вы ночью пытались проникнуть в Обсерваторию?

— “Зачем, зачем”… Не вашего ума дело!

Стрекалис сделал попытку спрыгнуть со столба, но страх перед высотой удержал его.

“Чего доброго, свалится и ноги поломает”, — подумал я, соображая, как получше вызволить Стрекалиса. Можно, конечно, подойти к забору вплотную — он поставит ноги на мои плечи и спустится. Но такая церемония показалась для меня унизительной. Я пошел за стремянкой. Закрепляя створки лесенки, я услышал его голос:

— Только попрошу, чтобы этот случай остался между нами…

Ради высокой цели мирного сосуществования такой пункт соглашения меня устраивал.

— Обещаю. Пойдемте, чаем напою, — предложил я.

Поколебавшись, Марк Исаевич согласился. В дежурке за чашкой чая мы поговорили о пустяках, ни словом не обмолвившись о происшествии. Я вызвался проводить его. Когда мы вышли, из темноты на нас уставились два фосфоресцирующих глаза. Марк Исаевич снова дернулся, но я успокоил:

— Митька это. Не бойтесь! Он добрый. В подтверждение моих слов, пес вышел на освещенный окном пятачок и дипломатично вильнул хвостом.

Так недавний зложелатель стал союзником.