Аккарон забыл, что к концу долгого периода дождей река опаснее всего.

У нас не было не только топоров, но даже ножей, чтобы срезать дерево для плота. За несколько дней до побега был очередной обыск, и у нас отняли все те жалкие инструменты, которые нам удалось собрать.

Если вы когда-нибудь плыли в лодке по реке в этой стране, мосье, вы видели высокий тростник, окаймляющий ее с обеих сторон. Он такой толстый, как рука человека, и очень высокий. Он должен был стать нашим судном в опасном путешествии через реку.

Запасенные нами смоквы скоро вышли. Мы теперь немного утолили голод несколькими кокосовыми орехами.

Бриер первый напомнил нам, что надо работать. Он молча пробрался к реке по высокой траве. Мы услышали плеск, тяжелое дыхание и треск камышей. Аббемон, Галлай и я пошли на помощь Бриеру.

Он почти по пояс стоял в мелкой воде Это звучит, как парадокс, но я точен. Вод, среди высоких стеблей была не больше, чем в ярд глубиной, но дно было илистое к ноги все глубже и глубже уходили в этот ил.

Работа была мучительная. Дно было мягкое, но корни крепко цеплялись за него. Нужны были соединенные силы мои и Аббемона, чтобы вырвать один стебель. Аббемон громко пел какие-то странные песни и уверял, что это латинские гимны.

Я уже говорил, что Аббемон был священник. Он был священником в маленьком, но богатом приходе на окраине Тулузы. Но его обязанности и обеты никогда не лежали на нем тяжелым бременем. Он был сослан в Кайенну за то, что растопил и продал золотую чашу из церкви. Ему, по-видимому, нужно было оплатить расходы на тех прелестных женщин, которых он принимал по ночам в своей церкви. В Гвиану он приплыл в трюме, как обыкновенный преступник, но сам он не считал, что совершил позорное преступление.

До сумерек мы навалили целую гору тростника на площадку, которую очистили для нас Аккарон и Галлай. В эту ночь тростники были для нас приятным ложем, хотя и были мокры и покрыты тиной. Но мы спали на них крепко, без снов, как спят измученные люди. На следующий день мы продолжали работу, и гора наша так выросла, что можно было начинать постройку плота.

И мы начали. Это было время напряженной работы. В реке мы ловили руками каких-то скользких рыб и поедали их живыми. Воодушевление наше не падало. Мы были счастливы. В первый раз за много лет в работе нашей была цель, и цель эта была исполнением наших страстных мечтаний о свободе.

Вязать плот оказалось труднее, чем мы думали. Нашим планом было накладывать один на другой ряды сплетенных камышей, пока плот не станет достаточно толст, чтобы сдержать нас. Но лианы, которые мы употребляли, как веревки, постоянно обрывались, а камыш, высыхая, коробился и принимал невозможные формы. Но мы все же кончили наш плот. Это была какая-то ужасная, бесформенная вещь дикого вида. Но и мы тоже, с окровавленными лохмотьями одежды, с худыми, обросшими лицами, были похожи на каких-то страшных призраков.

Общими силами мы кое-как спустили на воду наше сооружение. И в душный полдень знойного дня мы увидели, как наш плот торжествующе поплыл по лону реки. Аккарон первый залез на него. С замиранием сердца видели мы, что даже под его легким весом плот значительно погрузился. Потом мы все один за другим забрались на плот.

Мосье, чувствовали ли вы когда-нибудь, что сердце разбивается в вашей груди? Когда мы все очутились на нашем плоту, он опустился под поверхность воды. Мы лежали на плоту, и река лизала наши губы. Казалось, мы потерпели неудачу.

Но ободрил нас Галлай. Он указал нам на то, что хотя наша тяжесть и опустила плот, он все же не на дне, и глубже, чем сейчас, не опускается. Он предложил двигаться и сказал, что ничего не имеет против того, чтобы немножко помокнуть.

Мы приветствовали эти слова. Мы все слишком привыкли к ударам надежды, которая умирает.

Бриер и Аббемон сделали длинные весла из коры, оторванной от ствола пальмы. Работая одной рукой этими веслами, другой, цепляясь за тонущий плот, они вывели нас на середину реки. Потом течение подхватило нас, покружило на месте и понесло.

Я часто думаю, какими нас должны были видеть красные глаза черного ястреба, заметившего нас в этот день и преследовавшего нас по воздуху. Над водой поднимались только наши головы и порой чьи-нибудь плечи. Каждый водоворот погружал нас глубоко в воду и мы снова появлялись на поверхности полупотонувшие, громко крича от страха и от боли, которую причиняла нашим легким вода. Волосы наши были длинны и спутаны. Вода прилизывала их на наших лбах, и мы были похожи на крыс. Глаза наши налились кровью и открытый рот издавал стоны. Ястреб, вероятно, удивлялся, как могут быть такими шумными мертвые люди. Он не покидал нас впродолжение всего этого ужасного дня.

_{Над водой поднимались только наши головы и порою чьи-нибудь плечи..}

Течение реки Мэровин, как вы знаете, если видели эту реку в полноводье, с быстротой стрелы извивается по самой середине русла. Все наши усилия направить плот к противоположному берегу были напрасны. Нас несло вниз с быстротой водопада Каждая минута приближала нас к населенным местам нижней части реки и к новой неволе. Мы ни на дюйм не могли приблизиться к голландскому берегу.

Вспомните, дорогой мой, все то, через что мы прошли. И, вот, незадолго до захода солнца, после пяти часов ужасного путешествия, мы могли разглядеть стены тюрьмы, из которой бежали. Нас принесло к самым воротам. Мы видели лодки вдоль набережной. Нам казалось, что каждая из них направляется к нам, чтобы захватить нас. Потом встречное течение водоворота повернуло нас к Суринамскому берегу. Мы брыкались и били воду руками. В вонючей грязи топей приближался слева суринамский берег — драгоценный берег безопасности! Мы пристали к нему, наконец. Я рассказываю вам, мосье, но слова не могут выразить волнений этого дня. Нам удалось добраться до камышей. Мы укрылись там, и сон истощения сковал нас.

7.

Повидимому, судьба еще несовсем отвернулась от нас. Наш сумасшедший плот прибило к безопасному берегу. Нас теперь могли даже увидеть из тюрьмы, но мы были свободны.