Потом мы дружно разметали атаковавших, кто остался. Помню свой нечеловеческий рык на пол-улицы:

— Пленных не брать!

Не брать пленных. Это «плохая» война. В благородное Средневековье так воевали очень редко. А в местном — вообще раз-два и обчёлся. Ибо цель войны — грабёж. Зачем лить кровь тех, кто потом тебе деньги будет приносить? Или кого на крайняк кого потом ещё раз можно будет ограбить? А вчерашний противник может стать союзником в войне против кого-то третьего завтра, даже хорошо, если с барского плеча ему жизнь сохранишь — сговорчивее будет. У нас такой бардачина начался с возникновением религиозных войн, и тут, к слову, только во время подавления восстания никейских еретиков решались на настолько крайние меры. Потому, как последний аргумент — пленного можно тупо продать, тут есть рабство. Да хоть тем же оркам через Таррагону. Или в другие королевства — в ойкумене около двух десятков королевств не считая Заморья. Но приказ есть приказ — и раненых добивали. Как и бросавших оружие. И враг дрогнул, побежал — никто не ждал такой жестокости.

Дальше шли как по Арбату, спокойно, без напрягов тесня ёжащихся, пытающихся драпать бунтовщиков. И рады были бы те бежать, но тогда откроют спину, а нам только это и надо. Хорошие командиры в городском ополчении, на самом деле этих лавочников чему-то научили. Наверное близость орков филонить не даёт. И боковые улочки не спасение, идущие следом отряды всё прочёсывали и добивали всех в боковых улочках, у кого находили оружие. И у кого не находили — тоже добивали, нефиг во время уличных боёв по городу шляться. А если кто в домах прятался — дома штурмовались, и тогда доставалось всем, кто внутри, невзирая на пол и возраст. Детей, конечно, старались щадить, но мужиков, и особенно в броне любого вида любой стоимости — в распыл.

А главную проблему, арбалетчиков на крышах, решали с помощью меня. Я рассвирепел, обезумел, и магия моя усилилась раз в десять. Ибо я жёг напалмом проблемные крыши целиком, волной, и очень даже точечно, почти не целясь. А после туда, естественно, через дома, пробирались наши воины, и всех там кончали. На время брали крыши под контроль — пока дальше по улице не продвинемся. Если в домах не оказывали сопротивление, не трогали нас — и мы не трогали никого. Приказал это строго, и поджог тех, кто пытался на ходу мародёрствовать. Не сильно, их кореша быстро коллег потушили, но знаково. Однако в домах тех, где укрывали бегущих вооружённых бунтовщиков — там даже боюсь представить, что творилось.

В итоге прижали остатки героев к северной городской стене, их к тому моменту осталось от силы десятка три, где я приказал занять крыши, после чего мы эти три десятка методично расстреливали, как в фильме про Спарту. Ну, помните такой дебильный, далёкий не только от историчности, но даже от логики, но зато цепляющий за душу вскриком: «Это Спа-а-арта-а-а-а!»

Когда последних бойцов противника методично и планомерно дорезали, я, допив очередную баклажку с раствором мёда… Тришка, этот балбес, таскал с собой штук пять, и когда успел захватить, ибо наравне со всеми защищал дом, главный вход, а потом снайперил в патио?.. В общем, допив очередную, но, карамба, не последнюю баклажку, я спокойно пошёл в сторону наших бюджетных кормёжечных. Куда, блеять, мог ещё пойти командир уровня графа утром после ночного боя? Абздец!

Там всё пыхало и шкворчало, вился дым над печной трубой, вокруг издалека распространялся приятный запах еды.

— Девчонки, одного залётного графа покормите? — произнёс я, стараясь улыбаться, бывшим пленницам. Бой закончен, пора в норму приходить и считать убытки и потери. Без этого никак. А я в астрале наполовину.

Девчонки что-то ответили. Что-то сообразили на стол, правда, видно, что вчерашнее. Почему с утра начали готовить? А кто им говорил, что нельзя? Еда всегда нужна. Не работягам — так мы после боя отведаем, и так и получилось. Хотя к вечеру, когда город успокоился, сюда пошла и беднота, но утром и в обед потчевались мы.

И только тут, за столом, накрыл отходняк. Крики раненых, которых приказал не щадить. Вопли женщин в домах, куда врывались. Это был… 3,14сдец. Но я шевелил ложкой и наяривал гретую овсяную кашу, стараясь держать покерное лицо. Я — граф. На меня — смотрят. И я больше не начинающий феодал Ричи, я сто семнадцатый граф Рикардо Пуэбло, сын своего отца, внук своего деда. И вообще наследник своей родни, а у меня та ещё семейка. Не только мой отец короля на йух посылал, и до этого боевые пращуры попадались регулярно. Ибо у нас тут орки, не станет нас даже наикрутой король просто так трогать, чем мы всю историю и пользовались. Такой авторитет семьи нельзя ронять, даже если ты залётный попаданец и тебе хреново.

Потом, позавтракав, взял себя в руки и пошёл интересоваться, что там и как в датском королевстве? Гонцы от других баронов уже отчитались — нашли меня в таверне, один за одним, по очереди. Были атаки на трое ворот, все отбиты. Атаки на казармы не было, только блокада, но зато самая серьёзная — деблокировать смогли только ударом конницы Алькатраса в спину нападавшим. У баронов не было всемогущего меня, способного не спалить, но всяко напугать волной огня снайперов-арбалетчиков на крышах. А потому потери были у всех. Но не настолько всё плохо, как боялся. В сумме около сорока человек не досчитались мы в Магдалене этой ночью. Из пяти сотен. М-да…

Однако настроение у личного состава не было подавленным, отнюдь. Все праздновали победу и смотрели на проходящего мимо меня и моих телохранов с восхищением. Средневековье — мир Личности. Если ты удачливый полководец, с тобой можно награбить хорошей добычи — на тебя молиться надо, с тобой на край света пойдут. А чо б с фартовым перцем-то не сходить? А потери? Это дело солдатское — умирать. Нам, цветочкам постмодернизма многое здесь с наскока не понять. Над ценностью человеческой жизни тут никто не трясётся.

Подбежал один из десятников Мериды. Козырнул прижатым к груди кулаком, доложил, что дома всех бунтовщиков взяты под стражу, то есть под охрану, когда будет приказ начинать собирать трофеи?

Рано. Сильно рано. Я ждал людей Клавдия. Приказал ничего не трогать и охранять до победного — это слишком сложный вопрос, чтобы решать сгоряча. Быстро двинулся к дому бургомистра — у меня два десятка бойцов, должен справиться, если что, а из запертого города эта сука всяко не уйдёт. Но опоздал, Ковильяна лично, в смысле во главе своих воинов, волок урода в сторону Сенатской площади. Дом сеньора бургомистра дымился, но меня заверили, что самое ценное вынести успеют. Махнул рукой — пускай их. Вину этого перчика докажем, никто не предъявит, а собирать трофеи воины дядьки Рикардо умеют — опытные.

А вот и Клавдий. У Сената. Лично. Бледный, но как и я, на адреналине, сна ни в одном глазу.

— Начинать? — вместо приветствия спросил он.

— А ты ещё не начал? — поддел я.

— Мне твой «одобрямс» нужен был. — Он сделал вид, что засмущался, но именно что сделал вид. Все нужные люди наверняка уже под охраной в магистрате, «одобрямс» нужен, как без него, но лишь для галочки.

— Тогда тащи их всех в кабинет бургомистра. Символичное там место.