Бойцам не пришлось повторять дважды, но обогнать меня успел всего один, поскольку я и сам не медлил. Перекошенная злобой черная морда высунулась в коридор. В руках калаш. Пули сразу из двух Машек превратили тело сепаратиста в тошнотворное зрелище. Посыпалось стекло. Раздались новые выстрелы. В коридор выскочила вооруженная баба. Я выстрелил автоматически, даже не осознавая того что делаю.
Рывок вперед и вот мы соединились с альпинистами. Четверо повстанцев лежат мордами в пол под дулами нашего ужасающего оружия. Они нужны местным для допроса. Еще трое, уже ничего не скажут. Двое наших ранены. Боец, выбивший дверь посечен довольно серьезно, но мы своевременно оказали ему помощь, и погибнуть не должен. После лечения, даже в строй вернуться сможет. У второго легкое осколочное. Он даже из боя не выбыл и именно он ворвался в квартиру впереди меня. Третьему бойцу повезло. Он словил целых два осколка, но пострадала только броня. Результат меня не удовлетворил, но хотя бы все остались живы.
Ожидая когда подтянется местная ГБ встал лицом к разбитому окну, что бы чуть–чуть подышать воздухом с улицы.
— Колян, там баба твоя, — сказал боец, стоявший в коридоре.
— Что? Где? — не понимая, о чем говорит солдат, я повернулся к нему лицом.
— Вот. Баба твоя, — боец кивнул на убитую мной женщину, в лицо которой я до этого даже не взглянул.
В этот раз я посмотрел в лицо и не узнать его не смог. Это было моя подруга из местных. Высокая, стройная и гибкая точно лань, не обделенная умом переводчица с кожей цвета самого темного шоколада, превратилась в безжизненный кусок мяса с дырой разворотившей большую упругую грудь.
Я бы резко сел, но сделать этого не смог. Тело слушалось плохо. Это отогнало наваждение, навеянное снов в котором я почему–то не мог вспомнить имен своих товарищей, как и имени женщины, на которой всерьез подумывал жениться. Осознал, как безумно сильно мне хотелось пить и столь же безумно сильно хотелось жрать.
— Пить, — простонал я.
— Сейчас. Сейчас, — донесся со стороны обеспокоенный голос Кати, и тут же мне в губы ткнулась фляжка с живчиком.
— Что со мной? — спросил я, сделав несколько больших и судорожных глотков жидкости показавшейся воистину божественным нектаром.
— Похоже, теперь тебе уже лучше, — с сильным облегчением выдохнула девушка.
При тусклом свете свечи я увидел ее измученное лицо. Ее щеки впали. Под глазами залегли темные круги. Сами глаза виновато косили в сторону.
— Что случилось? — снова задал я вопрос.
— Ты помнишь, как приходил в себя? — спросила она вместо ответа.
— Крайне смутно, думал это сон такой. Я долго болею? — забеспокоился я.
— Четверо суток. И да ты приходил в себя. Требовал пить и есть. Я тебя кормила и поила, а после ты снова отключался. Ты был горячий как головешка, — она провела рукой мне по правой щеке.
— Вот тебе и жемчужина. У меня ничего не отвалилось? — попробовал пошутить, но попал в точку.
— Не отвалилось, но ты изменился. Прости меня Коля, если сможешь. Если бы я знала, я бы ни за что не предложила их есть, — на ее глазах появились слезы, и они точно не были первыми за эти дни.
— Изменился? — я потянулся к собственной щеке, что бы потрогать и замер глядя на правую руку.