Книги

Милый мой Игнатиус

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да уж много. Тебе, бес ухватистый, половину бы такого прожить, — Водянкин снова потянулся к бутыли. — И зубы мне не заговаривай, я не Верлиока, на хитрости лешачонка не поведусь.

Жабоид закусил губу, кажется, его изощрённый ум дал сбой. Он искал, и никак не мог найти ниточку, за которую можно было потянуть и раскрутить водяного. Все они обрывались, едва Дмитрий Анатольевич начинал за них дёргать.

— Никто вас обманывать не хочет, уважаемый…

— Заткнись! — Водянкин хлопнул ладонью по столу. Плошки подпрыгнули; я едва успел подхватить свою и сжать пальцами за края, а вот Дмитрий Анатольевич остался без обеда. Его плошка перевернулась, и остатки похлёбки растеклись по столу жирной лужей.

Водянкин поднялся со вздохом, проковылял в упечь и швырнул оттуда жабоиду тряпку. Едва по лицу не попал.

— Надоело твои извороты выслушивать, головастик неразумный. Ей-ей скажешь ещё что не по делу, будет тебе выволочка… Вытирай!

Жабоид послушно заелозил тряпкой по столу. Он покраснел от смущения, и обиженно надул губы. Как ему, должно быть, неловко, находится в такой неприглядной ситуации, тем более передо мной, перед новиком и своим подчинённым. Ну да это его проблемы. Если уж захотел перехитрить того, кто изначально хитрее, будь готов стать уборщиком.

Водянкин вернулся к столу, посмотрел на бутыль, скривился, как будто не мог определиться: выпить ещё чарку или лучше не надо. Решил, что пока хватит.

— Давайте так, ребятки, — заговорил он, убирая бутыль обратно под стол. — Давайте по-честному. Что вы задумали у Лаюна выпытать, мне дела нет. Но добро за добро! С Лаюном у нас давняя вражда, и жить, глядючи друг на друга, терпения у меня боле нет. Так что я вам помогаю, путь лёгкий показываю и о слабости его говорю, а вы взамен его с глаз моих долой. Согласны?

Жабоид по-прежнему растирал похлёбку по столешнице, поэтому в разговор пришлось вступать мне.

— Предлагаете убить его?

— Тьфу на тебя, безбожник! — выругался Водянкин. — Что у тебя за каверзы на уме? Только бы убить кого. По-другому-то не можешь?

Я почесал небритый подбородок: какой сложный вопрос. Могу ли я по-другому? Спроси меня об этом три дня назад, и я сказал бы твёрдо: убивать никого нельзя, грех это. Было время, когда я даже подумывал стать вегетарианцем, проникнувшись несчастной судьбой бедных свинюшек и курочек, а в армии и вовсе старался прикинуться пацифистом, чтобы не брать в руки оружие и не ходить в караул. А сейчас… Убивать Верлиоку мне было не жаль. Представьте только: на вас идёт огромное чудовище, натуральный оборотень из фильмов ужасов, ревёт по-медвежьи и вот-вот растерзает. В такой ситуации будь ты хоть трижды вегетарианцем, а палец на спусковом крючке не дрогнет. А потом эти гномы на Додже, шестиствольный пулемёт, синюшная рожа Водянкина. Если так подумать… Да, я могу по-другому. Но могу и из обреза.

Я отодвинул пустую плошку.

— А что у вас за вражда, старейшина?

— Тебе какое дело, новик?

— Если у вас с этим стариканом недомолвки процессуального характера, баню он на вашем участке поставил или на хрен послал, то устраивать с ним разборки нам не разумно. Обратитесь к участковому. А если какой-то мотивационный аспект…

— Что ты мелешь, карась обугленный? Какой проспект?

— Я бы попросил без оскорблений.

— Каких оскорблений? Ты кому слова такие произносишь? Да я тебя!..