Он осторожно коснулся розовых губ.

Интересно, был у нее кто-то? Вряд ли, учитывая, как ее берегли.

Подхватил долгожданную на руки, вынес в предбанник, уложил на старую лавку. И через несколько минут убедился – не было, он первый, она ждала его, она шла к нему. И от этого желание захлестнуло с новой силой.

Вывалившись из бани, Эдесян удивился необычайной тишине. Ни стрекота пулеметов вдалеке, ни гомона товарищей поблизости. Юная графиня цепко ухватилась за руку, и солдат был готов подумать, что вот оно – счастье, но…

– Ун-дег Эдесян!

Тишина не длилась долго.

Он вытянулся по струнке.

– Вольно. За мной, ун-дег.

Эдесян пошел за капитаном, любимая проводила его слегка обиженным взглядом.

– Значит так, Казанова, – процедил Аствацатуров, закрыв за ними дверь штабного домика, – мне безг’азличны ваши похождения, пока они никому не вг’едят. Но бабьи г’азбогки, г’азггомленные кухни и пг’очая ег’унда нам здесь не нужны абсолютно. Особенно накануне новой операции. Вам понятно, ун-дег?

– Какие кухни?.. Э… Иония?

– Да, да, истег’ичка ваша Иония. А, втог’ая – кто?

Эдесян замялся, а капитан неожиданно улыбнулся, похлопал по плечу и заговорил совершенно другим тоном.

– Да не застг’елю я вас за пг’а-авду! Я пг’осто должен знать, что пг’оисходит в моей г’оте. Я в ответе за всех солдат и за пог’ядок. Итак, откуда взялась эта Голубка номег два?

Эдесян помянул тихим словом болтуна Николая, а потом вдруг понял, что он так долго скрывал свою любовь, столько времени даже самому себе боялся в ней признаться, что теперь ему просто необходимо высказаться. Хоть кому-нибудь! Пусть даже Виктору Аствацатурову.

– Это долгая история, ваше высокоблагородие. Она – графская дочь, я был простым жокеем. Папаша ея в прошлом кавалерист конно-егерского полка, лошадей очень любит. Ни одной скачки не пропускал. И дочку с собой таскал. На скачках мы с ней и познакомились, после моей победы. Граф Александр Ремской тогда гневался сильно, он на другую лошадь ставил. А юная графиня, как выяснилось, как раз за меня и болела, вопреки папеньке. В общем, стали мы встречаться украдкой: короткие встречи, осторожные взгляды, нечаянные прикосновения. Знаете, как бывает? Каждая минута – на вес золота, полгода таились, а потом война. Я – в армию, она – на курсы сестер и за мной. Вот, приехала.

– Аг’мянин – и жокей, – задумчиво проговорил Аствацатуров.

Казалось, всё остальное не заинтересовало его вовсе.

– Отец мне этого до сих пор не простил, – хмыкнул Эдесян. – Он-то уважаемый армянский купец, как полагается. А я лошадей люблю. Он мне: «Еще мой прадед возил шелк из Персии в Россию-матушку», а я… Одним словом, разругались вдрызг. Почти не общались. Хотя пару раз я видел его на скачках, как мне кажется.

– Постойте. А выступали под каким именем?