— Все же считай, что я сказал тебе это.

После довольно долгой паузы Джеймс ворчливо произнес:

— Считай, что я ответил тебе тем же. Энтони растянул губы в улыбке.

— Я и стариков люблю, но не решаюсь сказать им… вдруг шок, удар и все такое… Джеймс изогнул бровь.

— А если я опрокинусь — это, стало быть, ничего?

— Конечно, старина.

— О чем разговор? — спросила подошедшая Джорджина.

— Да так, ни о чем. Мой дорогой братец для меня, как бельмо на глазу… Все как обычно.

— Наверное, так же, как и мой. Джеймс насторожился.

— Он тебе сказал что-нибудь?

— Разумеется, нет, — успокоила Джорджина мужа. — Он вообще никому ничего не говорит. — Джорджина вздохнула. — Думаю, Джеймс, помогло бы, если бы ты первый…

— Прикуси язык, Джордж! — демонстрируя ужас, проговорил Джеймс. Впрочем, для изображения ужаса ему особого притворства не требовалось. — Я нахожусь в одной комнате с ним. Этого уже более чем достаточно.

— Джеймс, — увещевающим тоном проговорила она.

— Джордж! — предостерегающе сказал он.

— Прошу тебя.

Энтони рассмеялся. Сейчас он понял, что представляет собой обреченный человек. Джеймс метнул на него один из самых мрачных своих взглядов, хотя и не оказал сопротивления жене, которая тянула его через всю комнату к самому противному из всех своих братьев.

Ей пришлось снова ткнуть мужа локтем под ребра, прежде чем он коротко произнес:

— Андерсон.

— Мэлори, — был столь же лаконичный ответ. И тогда Джеймс расхохотался, чем привел в смятение всех братьев Андерсонов.

— Полагаю, я должен передать вам опыт, — сказал Джеймс, еще не вполне справившись с приступом смеха. — Вы, очевидно, не научились цивилизованно не любить кого-то.