— Вот как? — сухо уточнил Джонатан. — Допустим. Вернемся к его предложению. Зачем вы ему понадобились?
— Ричард выискивает самых отчаянных и храбрых офицеров, стремящихся сделать карьеру. Ему известно о каждом, кто чем-то отличился на службе. Вы понимаете меня, я полагаю?
— Как себя. Так значит, набирает команду?
— Могу поспорить на месячное жалование, у него на примете несколько человек.
— И вы считаете, он не оскорбил меня?
Вильям подумал, прежде чем ответить и умерил пыл.
— Возможно, сэр.
— Если бы вы ушли, я бы лишился правой руки. Вы думали об этом мистер Хонортаун, не так ли?
Собеседник заерзал на месте и промолчал.
— Представьте такой расклад. Без Коу я хромаю на одну ногу. Потеря мистера Бриджлайка равносильна слепоте. Отсутствие сэра Рубена сломает мне спину. У нас мало людей. Каждый офицер или матрос на Политимии более ценен, чем на фрегате или ранговом корабле.
Джонатан выдержал паузу.
— Этого недостаточно, чтобы бросить вызов и слишком дерзко, чтобы пройти мимо. Обдумайте мои слова мистер Хонортаун, пока мы идем в расположение.
Коммандер допил свой чай и кивнул своим мыслям:
— И все-таки здесь чертовски хороший чай!
Для некоторых обреченных, подобных ей в своем невезении, чья сомнительная удача зависела от действующей фазы луны, жизнь напоминала веревку, туго сплетенную из черно-белых лент. Одни полосы были длиннее, другие короче, иногда рваные края заслоняли красоту гладких нитей и портили общее впечатление. Особенно выделялся последний лоскут, свисающий с конца уродливым обрывком. До его появления Маргарита думала, что знает, как выглядит черный цвет…
Здравомыслие подсказывало, что, наверное, ей все-таки не стоило так подставляться под удары Марко. Блуждая во мраке отчаяния, она воспринимала опасность как верную подругу, которая всегда будет рядом с ней, и не ожидала, какой ценой окажется в Капелле. Впрочем, иногда лучше допустить ошибку, едва не погубившую тебя, чем жалеть об упущенных возможностях.
Она не помнила, как ее перевозили в карете и поили снадобьями и бульоном. Может быть, сознание благоразумно погасло, уберегая себя от невыносимой пытки. Мучительные боли, сковавшие помутившийся рассудок в страдающем теле, породили неожиданную мысль, будто она не заметит разницы, если попадет в безлуние. Просто все закончится и боль исчезнет.
В эти роковые минуты ее жизнь и рассудок балансировали на бесконечно тонкой грани, и в немногочисленные моменты просветления ее память выбрасывала случайные фрагменты прошлого. Большинство из них не имели какого-то сакрального значения и, не вызывая эмоций, погружались в омут забвения сразу же после своего появления. Однако, один из образов смог прорваться сквозь мутную пелену агонии и предстал перед мысленным взором полноцветной четкой формой, растущей во все стороны пока, постепенно поглощая внимание Маргариты, не затянула ее в неспокойный сон.